— Де Лорш! Из одних рук получили мы пояса и шпоры, ты меня знаешь, и мне не надо говорить тебе, что рыцарская честь дороже для меня жизни и счастья. Так послушай же, что я скажу тебе, поклявшись в том Георгием Победоносцем: многие из этих людей давно уже приняли крещение, а кто не стал ещё христианином, простирает руки ко кресту как к вечному спасению. Но знаешь ли ты, кто ставит язычникам препоны на пути к спасению, кто не дает им креститься?
Мазур тотчас перевел слова Збышка, и де Лорш устремил на молодого рыцаря вопросительный взгляд.
— Немцы! — сказал Збышко.
— Не может быть! — воскликнул гельдернский рыцарь.
— Клянусь копьем и шпорами Георгия Победоносца, немцы! Когда бы здесь восторжествовала вера Христова, у них не было бы предлога для набегов, для захвата этой земли и угнетения этого несчастного народа. Ты ведь постигнул немцев, де Лорш, и лучше других знаешь, справедливо ли они поступают.
— Но я полагал, что, сражаясь с язычниками и склоняя их к святому крещению, они искупают свои грехи.
— Они крестят их мечом и кровью, а не водою спасения. Прочти это послание, и ты сразу поймешь, что это ты служишь этим обидчикам и хищникам, этому порождению ада, против христианской веры и любви.
С этими словами он протянул де Лоршу послание жмудинов к королям и князьям, которое разошлось по всему свету; де Лорш, взяв его, начал при свете костра пробегать глазами текст.
Он быстро прочел послание, ибо ему не чуждо было трудное искусство чтения.
— Неужели всё это правда? — спросил он вне себя от удивления.
— Клянусь Богом, который видит, что я служу здесь не только своему делу, но и справедливости.
Де Лорш умолк на минуту, а затем сказал:
— Я твой пленник.
— Дай руку, — произнес Збышко. — Ты не пленник мой, а брат.
Они протянули друг другу руки и сели за общий ужин, который чех велел приготовить слугам. Во время ужина де Лорш, к ещё большему своему удивлению, узнал, что, невзирая на письма магистра, Збышко не нашел Дануси и что комтуры, ссылаясь на вспыхнувшую войну, признали недействительными его охранные грамоты.
— Теперь я понимаю, почему ты здесь, — сказал Збышку де Лорш, — и благодарю Бога за то, что он предал меня в твои руки: в обмен на меня рыцари ордена отдадут тебе кого только ты пожелаешь, иначе на Западе поднимется большой шум, а я ведь происхожу из знатного рода…
Тут он хлопнул вдруг себя рукой по шапочке и воскликнул:
— Клянусь всеми реликвиями Аквисграна, что во главе подмоги, которая шла в Готтесвердер, были Арнольд фон Баден и старый Зигфрид де Лёве! Мы знаем это из писем, присланных в замок. Неужели вы не взяли их в плен?
— Нет! — крикнул, вскакивая, Збышко. — Мы не взяли в плен ни одного знатного рыцаря! Но, Боже мой, ты рассказал мне важную новость! Есть ведь другие пленники, от которых я могу узнать, прежде чем их повесят, не было ли при Зигфриде какой- нибудь женщины.
И, кликнув слуг, он велел им захватить горящую лучину и бросился с ними туда, где находились взятые Скирвойлом пленники. Де Лорш, Мацько и чех последовали за ним.
— Послушай! — говорил ему по дороге гельдернец. — Ты отпустишь меня на слово, и я буду искать Данусю по всей Пруссии, а когда найду её, то вернусь к тебе, и тогда ты обменяешь меня на нее.
— Если только она жива, если только жива!.. — ответил Збышко.
Они подбежали к взятым Скирвойлом пленникам. Одни из них лежали навзничь, другие стояли под деревьями, крепко привязанные лыком к стволам. Лучина ярко освещала голову Збышка, и все взоры обратились к нему.
Вдруг из глубины раздался чей-то громкий, полный ужаса голос:
— Господин мой и покровитель, спаси меня!
Збышко выхватил из рук слуги несколько пылающих щепок, бросился с ними к дереву, откуда донесся голос, и, подняв их вверх, воскликнул:
— Сандерус!
— Сандерус! — повторил в изумлении чех.
А тот не мог пошевельнуть связанными руками, только вытянул шею и снова закричал:
— Милосердия!.. Я знаю, где дочка Юранда!.. Спасите!
