домой сияющий. Когда в Кшесне его окружила как всегда жадная до новостей шляхта, он на многочисленные вопросы ответил вопросом:
— А отточены ли у вас копья да секиры?
— А разве что? Да говорите же! Раны Божьи! Какие вести? Кого вы видели? — кричали со всех сторон.
— Кого я видел? Зындрама из Машковиц! Какие вести? Такие, что скоро, пожалуй, придется седлать коней.
— Господи! Да неужто? Рассказывайте!
— А вы про Дрезденко слыхали?
— Ну, слыхали. Да ведь это маленький замок, таких много, и земли там не больше, чем у вас в Богданце.
— Ничтожный повод для войны, верно?
— Ясное дело, ничтожный; бывали и поважнее, а всё-таки до войны дело не доходило.
— А знаете, какую притчу рассказал мне про Дрезденко Зындрам из Машковиц?
— Говорите скорей, страх как это всё любопытно.
— Вот что он мне сказал: «Шел по дороге слепец, споткнулся о камень и упал. Упал он потому, что был слеп, ну, а всё-таки причиной был камень». Вот и Дрезденко такой же камень.
— Как так? Ведь орден ещё крепко стоит.
— Не понимаете? Ну, тогда я скажу вам иначе: когда чаша полна, одной капли достаточно, чтобы полилось через край.
Рыцари так тут воодушевились, что Мацьку едва удалось сдержать их, они хотели тотчас седлать коней и двигаться в Серадз.
— Будьте готовы, — сказал он, — но терпеливо ждите. Теперь уж и про нас не забудут.
И рыцари ждали, готовые к походу, ждали долго, так долго, что многих снова взяло сомнение. Но Мацько не сомневался: как по прилету птиц узнают приближение весны, так он, человек искушенный, по отдельным признакам умел заключить, что война приближается, притом война великая.
Прежде всего во всех королевских борах и пущах велено было начать такую охоту, какой старики не запомнят. На облавы собирали тысячи загонщиков, убивали целые стада зубров, туров, оленей, вепрей и всякой мелкой дичи. Целые недели и месяцы поднимался дым над лесами, а в дыму коптилось соленое мясо, которое потом отправляли в воеводские города, а оттуда на склады в Плоцк. Ясно было, что готовится припас для великого войска. Мацько прекрасно понимал, что это значит, ибо Витовт на Литве приказывал устраивать такие охоты перед каждым большим походом. Но были и другие признаки. Целые толпы мужиков стали убегать от немцев в королевство и в Мазовию. В окрестностях Богданца появились главным образом подданные немецких рыцарей из Силезии; но было известно, что повсюду творится то же самое, особенно в Мазовии. Чех, хозяйничавший в Спыхове, в Мазовии, прислал оттуда человек двадцать мазуров, которые бежали в Спыхов из Пруссии. Беглецы просили разрешить им принять участие в войне «пешими», они хотели отомстить за свои обиды крестоносцам, которых ненавидели лютой ненавистью. Они рассказывали, что некоторые пограничные деревни в Пруссии почти совсем опустели, так как мужики с женами и детьми переселились в мазовецкие княжества. Правда, крестоносцы вешали пойманных беглецов; но ничто не могло удержать несчастных, и многие предпочитали смерть жизни под тяжким немецким ярмом. Затем всю страну наводнили «нищие» из Пруссии. Все они направлялись в Краков. Они стекались из Гданьска, Мальборка, Торуня, даже из далекого Крулевца, изо всех прусских городов, изо всех командорий. Среди них были не только нищие, но и пономари, органисты, всякие монастырские служки и даже причетники и священники. Все догадывались, что они приносят вести обо всём, что творится в Пруссии: о военных приготовлениях, об укреплении замков, о страже, наемных войсках и гостях. Люди шепотом передавали друг другу, что воеводы в воеводских городах, а в Кракове королевские советники запираются с ними на целые часы, слушают и записывают всё, что они рассказывают. Некоторые из них тайно возвращались в Пруссию, а потом опять появлялись в королевстве. Из Кракова доходили вести, что король и советники знают от них о каждом шаге крестоносцев.
Совсем не то было в Мальборке. Один духовный, который бежал из столицы крестоносцев и остановился у владетелей Конецполя, рассказывал, что магистр Ульрих и другие крестоносцы знать не хотят, что творится в Польше, они уверены, что одним ударом покорят всё королевство и с лица земли сотрут на вечные времена, «так что от него и следа не останется». При этом беглец повторил слова, сказанные магистром на пиру в Мальборке: «Чем больше их будет, тем дешевле станут в Пруссии кожухи». С радостью и с одушевлением готовились крестоносцы к войне, уверенные в своей силе и в том, что на помощь им придут все, даже самые отдаленные государства.
Невзирая на все признаки близящейся войны и на все приготовления к ней, она всё не начиналась, как ни желал этого народ. Молодому владетелю Богданца дома было уже скучно. Всё было давно готово, он рвался в бой, душа его жаждала славы, невыносим
