— Э… Хеллоу, — сказал он. — Кен ай спик ту комиссар (тут капитан, нахмурив лоб, заглянул в бумажку) Перрен? Итс комиссар Яковлев. Ай… Ви… Биг проблем! Биг! — В кабинете притихли: лингвистические муки Андрея вызывали уже всеобщее сочувствие. — Ви фаунд дроуинг. Оф Энгр. Ё… ё…
— Пейнтер! — подсказал кто-то из окружающих.
— Да, — подтвердил в трубку Андрей. — Пейнтер.
На другом конце установилось молчание, которое принято называть подозрительным.
Наконец там кто-то кашлянул и произнес, жутко грассируя:
— Диар комиссэр… Ай донт андерстанд.
Маша не выдержала — решительно забрала трубку из влажных от волнения Андреевых ладоней:
— Cher comissaire, ici mademoiselle Karavaille de la police criminelle de Moscou, nous avons trouvй deux esquisses de Dominique Ingres sur le lieu de crime. Je pense, que vous devriez jeter un coup d’?il[3].
Маша послушала, что ответил ей комиссар, стараясь не замечать обмена взглядами всех присутствующих в «полис криминель», и, положив трубку, отдала бумажку с адресами и телефонами нависшему над ней Андрею.
— Ты почему не предупредила, что так хорошо говоришь по-французски? — зарычал он, пытаясь за строгостью скрыть смущение.
— Ну, — улыбнулась Маша, — я ж не знала, что ты так плохо говоришь по-английски, мон комиссэр!
Раскат хохота, за этим последовавший, привлек любопытных аж из курилки в коридоре, и Хмельченко рассказал еще раз всем на бис о страшных лингвистических страданиях Яковлева, пока сам Андрей, с горящими ушами, сканировал рисунки, чтобы послать их в Париж, усиленно делая вид, что не обращает ни на кого внимания. И слава богу, что никто, и правда не обращал внимания на стажера Марию Каравай, смотревшую на своего босса с плохо скрытой нежностью.
А в это время в Париже комиссар Перрен довольно покачивал ногой в лоснившихся от самостоятельной глажки брюках и следил из окна, как туристический кораблик огибает остров Сите. «Бедные туристы, — думал он рассеянно, ковыряя в зубах: на обед комиссар регулярно ел хороший кусок мяса с кровью. — Что ж они там видят-то за пеленой дождя?» К слову об иностранцах — девица из России вполне сносно говорила на французском. И Перрен виновато подумал, что и ему надо бы подтянуть свой английский. Но как-то все не до того.
Пискнул компьютер: это пришел мейл от комиссара Яковлева с прикрепленными файлами. Перрен вспомнил, как тот мычал что-то нечленораздельное в трубку, и приободрился: в конце концов, его английский не хуже, чем у русского коллеги.
Он дернул мышью и открыл фото: это и правда оказались рисунки, сильно смахивающие на эскизы Энгра. Перрен присвистнул. Ну надо же!
— Софи! — крикнул он секретарше, болезненно худой, но весьма расторопной барышне с коротко стриженными кудрями. — Найди-ка мне номер музея Энгра в Монтобане!
И добавил, уже не отвлекаясь на вид за окном:
— Вот же черт возьми!
Дел прибавилось, причем с неожиданной стороны.
Андрей
Андрей переслал документы на электронную почту французского комиссара и взглянул на Машу: какая же глупость его ревность и обида на офисные подколки. Тогда как вот же она тут, с ним. И смотрит на него снова живым родным взглядом! Он протянул руку через стол, чтобы дотронуться до тонких пальцев, как вдруг особенно громко заиграл ее мобильник. И рука Андрея испуганной мышью быстро убралась обратно на клавиатуру: печатать отчет для начальства.
А Маша копалась в своей сумке в безнадежной попытке найти сотовый. И отыскала его, как водится, как раз в тот момент, когда телефон наконец замолчал. Она взглянула на экран, нахмурилась и набрала номер.
— Привет, Петя, — сказала она в трубку, и Андрей резко перестал изображать трудовое рвение и уставился, не стесняясь, на порозовевшую Машу. Петя?! Какого?.. — Нет, еще не закончила. — И она кинула виноватый взгляд в сторону Андрея.
Тот, мгновенно позабыв о тщете ревности, нарочито развернулся обратно к экрану. Но внутри у него все аж задрожало от
