В его глазах плеснул жаркий расплавленный металл, волосы вздыбились бело-рыжим пламенем, объявшим все тело. Он весь стал, как костер с человеческими очертаниями — желтые, красные и голубовато-белые сполохи клубились вместо рук и ног, лица и одежды; от огненного тела с гулом и треском выстреливали длинные языки, складываясь в подобие крыльев.
Придворные с воплями шарахнулись. «Огненный дракон», — вспомнила я слова Дигеро.
С вытянутых рук этого пылающего ужаса срывались языки пламени, слизывая с потолка, стен и колонн разбегавшихся белесых тварей. Они визжали и лопались, испаряясь. Но то, что недавно было герцогом Виннибором, юрко уворачиваясь от атак, успело проскользнуть в бойницу.
Удивительное дело: никто из людей не пострадал. Даже их одежда не задымилась, хотя тронный зал какое-то время напоминал бушующую геенну.
Кардинал Трамас, воздев святой знак, тянул молитву, называя при этом Роберта то посланником Божиим, то огненной карающей десницей, то Священным Пламенем с самых больших букв. Трясущийся зад Шаэта выглядывал из-за спинки трона. Дамы лежали без сознания.
Когда зал очистился от белесых гигантских червей, Роберт, вернув себе человеческий облик, устало рухнул на сиденье и поправил съехавшую набок корону и совершенно невредимые одежды.
— Лэйрин… твой приезд… опять стал потрясением… — он задыхался, пальцы, лежавшие на подлокотниках, слегка подрагивали, а со лба стекал пот. — Ты снова… лишил меня любимейших из моих рыцарей. Правда, на самом деле они оказались… не моими подданными… — Роберт прикрыл ставшие пепельными глаза. И добавил зычным, уверенным голосом: — Невиновность кронпринца доказана.
Шаэт вылез из-за трона, возразил:
— Не доказана, мой король. Если в обеих чашах был яд, то о Божьем суде не может быть и речи.
— Суд состоялся при жеребьевке, советник. Виновный умер первым. И ты догадываешься, что это значит, Шаэт? Это значит, что ты уже не первый советник. Дирх назвал и твое имя. Стража!
Я надеялась, что потрясения на сегодняшний день закончились. Всегда так хочется верить в лучшее…
Шаэт кривенько улыбнулся, дернул головой, положив пухлые ладони на одну из цепей, висевших на его шее. Я успела заметить, как Рагар и Рамасха обменялись встревоженными взглядами, а по волосам северного принца метнулся радужный блик.
Миг — и цепи на шее степного шамана ожили, метнулись вперед, раззявив змеиные пасти у самого лица короля. Роберт захрипел, схватившись за горло: на его груди тоже висела массивная цепь, и она с шипением обвилась вокруг шеи.
— Ты умрешь, глупый король, и даже пальцем не успеешь пошевелить, — ощерился степной шаман. — И все здесь умрут, стоит мне пожелать. Твой дар иссяк, да и бесполезен он. Расплавленное золото прожжет тебе грудь и укусит в самое сердце.
Змеиные шипение и свист, человеческие вопли и хрипы зазвучали по всему залу и, похоже, за его пределами. Не было ни одного знатного лица во дворце, не носившего золотых украшений, не имевшего в кошеле хотя бы одной золотой монеты, и они расползались сейчас змеями и скорпионами по телам владельцев. Всегда подозревала, что золото губительно для человека.
Фрейлины опять лежали в обмороке. Сестры А. визжали, отмахиваясь веерами от ядовитых шершней, в которых превратились их серьги и кольца. Только Виолетта, не надевшая ни одной безделушки, кусала губы и дрожала, цепляясь за охранявшего ее Сиарея.
Но, если бы Шаэт оглянулся, он заметил бы невредимого Рамасху со свитой и Рагара с вейриэнами. На Дигеро и втором юном горце в свите принца тоже не шелохнулось ни одно из украшений из горного серебра и платины. Да и не все лучники на галерее побросали луки, и не все стражники опустили мечи, плюнув на ползающих по ним гигантских термитов. И еще казначей сердито поблескивал глазками. Причем его золото почему-то оказалось не фальшивым.
— Тихо! — гаркнул Шаэт, и визги перешли в сдавленные рыдания. — Теперь слушай меня, король. Ты передашь мне свой дурацкий дар немедленно, иначе я буду убивать твоих подданных по одному.
Полузадушенный Роберт ничего не мог ответить. Зато голос Рагара прогремел:
— Ну, рискни, шаман.
Шаэт нервно оглянулся, змеи с его движением отдернулись от побагровевшего короля, и этим воспользовались ласхи.
Столь прекрасного зрелища мне не доводилось видеть. Все пространство озарилось тысячами разноцветных сияний, заиграло радугами, соткавшими сказочное полотно, облачившее каждого, кто находился в зале. От его прикосновений ожившие чудовища осыпались на пол, распавшись в пыль и труху, а ледяной вихрь вымел останки в бойницы. Неблагодарные придворные тут же зарыдали, сочтя себя разоренными.
