[180] .
Так Марья Фёдорова насовсем осталась в Захарове — и, оставшись, навсегда запомнила юного отрока, в начале столетия привозимого в сельцо из Москвы: «Смирный был, тихий такой, что Господи! Всё с книжками бывало… Нешто с братцами когда поиграют, а то нет, с крестьянскими не баловал… Тихие были, уваженье были дети» [181] .
Ей, Марье, ещё довелось свидеться с Пушкиным через много лет.
Арина же Родионовна, в ту пору встретившая свою пятьдесят третью весну, похоже, уже считала жизнь завершающейся: недаром она говорила о себе в прошедшем времени («была крестьянкой»). Вязать чулки, иногда готовить лакомства детям, толковать с ними про «стародавних бар» (H. М. Языков) да
В конце зимы Сергей Львович и Надежда Осиповна вдруг куда-то надолго отлучились из московской квартиры на Большой Молчановке. А когда Пушкины вернулись, то няня узнала, что ездили барин с барыней в Петербург, где высокие покровители помогли им пристроить старшего сына в очень солидное учебное заведение: Александр будет воспитываться в только что созданном Императорском Царскосельском лицее. Там ему, сообразно с монаршей волей, предстоит осваивать «предметы учения, важным частям государственной службы приличные и для благовоспитанного юноши необходимо нужные» [182] .
Хоть и богат был 1811 год на происшествия [183]— но эта новость стала для Арины Родионовны особенной. Было от чего загрустить няне: «пушкинята» начинали оперяться и покидать родимое гнездо,
Уехал мальчик в северную даль до обидного скоро: во второй декаде июля, на самой макушке лета. Сопровождал его в поездке дядюшка — поэт, велеречивый фразёр и масон Василий Львович Пушкин, которого наша героиня, возможно, знала ещё со времён Суйды.
После проводов школяра Арина Родионовна наверняка зашла, тяжеловато ступая, в расположенный по соседству с их домом храм Николы Чудотворца, что на Курьих ножках, и поставила свечку, помолилась за раба Божия Александра. Воздушных замков она не строила и о встрече едва ли просила: по слухам, её «ангелу»
