Я, наконец, зашла в комнату, предназначавшуюся мне. Как и во всем доме, стены, пол и потолок здесь были деревянными, а все остальное — кровать, тумбочка, ковер и шкаф — белыми. Завершала все это великолепие красная роза на моей кровати. Да… Только отдых, говоришь?
Скинув шапку, шарф и пальто, я также решила снять свитер и остаться в черной майке на бретельках — по всему дому были натоплены печи, было немного жарко, так, что у меня даже щеки раскраснелись. Я посмотрела на себя в зеркало, которое обнаружилось над тумбочкой в углу комнаты.
Ужас. Темные круги под глазами. Волосы потеряли свой былой блеск. Уродливый шрам торчит из-под майки. Да, доктор Лугажин уже давно снял повязки и сказал, чтобы я старалась давать чаще “дышать” ране, носить одежду, которая бы не касалась ее. И в таком виде я еще могу хоть у кого-то вызывать романтические чувства?
Я хмыкнула своему отражению — да, ну, может быть оно, и к лучшему. Посмотрит на меня такую и разлюбит. И я, наконец, покончу со всей этой историей и со всеми людьми, кто хоть как-то напоминает о ней.
Все, а теперь отдых на природе и подальше от Гая!
Я спустилась вниз и нашла столовую. Ира уже была там. Она тоже предпочла сегодня обычные джинсы и только в выборе верней части одежды мы с ней разошлись, она выбрала розовый джемпер, который отлично подходил к ее рыжим волосам.
Здесь уже собрались все братья Ягудины: Богдан, Кузьма и Юджин — все по очереди подошли ко мне и обняли, словно старую боевую подругу.
— Ой! — воскликнула Ирена, увидев мой шрам. Я инстинктивно попыталась прикрыть его рукой, — Анечка! Бедненький мой, ягненочек! Дай я тебя обниму!
На глазах этой добрейшей женщины появились слезы:
— Маленький, это ж надо, — говорила она, обнимая меня и поглаживая по волосам, словно собственную дочь, — такую девочку обидеть! Кошмар! Мальчики! Что же это? Прости Аниса, молодой он еще совсем, не понял, как лучше поступить. Не со зла он. Все понял, осознал. Как хорошо! Как хорошо, что ты выжила! Теперь больше никаких ошибок, мальчишки! Видите, к чему это приводит?!
Женщина оторвалась от меня, вытирая кружевным платочком слезы:
— Так! Садимся за стол!
—
