обратился к магии воздуха, создал себе подушку, которая приняла на себя весь удар его тела. Кип-де-Зул приземлился на четвереньки, отер руки о землю и, бросив полный ненависти взгляд на сиявший огнями верхний город, побежал вперед по узким неосвещенным улочкам ремесленного квартала.
Только утром, когда Келлсар на пегасе с воздуха осматривал верхний город Тамил-Азота, обнаружилась дыра на крыше одного здания между замком и казармой. От неё по саду петлял грязный след, где гвардейцы нашли обрывки зловонных одежд на остриях ограды.
– Ушёл, – мрачно сплюнул Некатор, – я виноват, тогда мог добить его, но некромант своими речами помутил рассудок!
– Нежить труслива, он не вернется, – высокомерно заметил Келлсар. – Очень скоро ему и его хозяевам придет конец.
– Надеюсь, – тревожно глядя на густой лес, тянущийся к югу до самых гор, ответил новый наместник Лордарона Некатор Селл.
Южный Кревланд, окрестности Дрегонспира. То же время
С тяжелым сердцем ехал Синкат к шатру орочьего короля. Даже простые воины, встречавшиеся на пути, кидали ему вслед взгляды, полные ненависти и отчаяния. Он ожидал увидеть Крага Хака хмурым и озлобленным, но дело оказалось ещё хуже. Орк встретил его бесстрастным молчанием. Затем, выдержав паузу, спросил:
– Ты слышал новость?
– Какую? Я два дня в седле и не покидал передовых отрядов, встречающих эльфов. Я вот этими руками несколько дней назад убил дракона и, как видишь, немного не поспеваю за придворными сплетнями.
– Я тебя ни в чем не обвиняю, – так же холодно сказал старый орк.
– Так вот, Тазар отозвал своих людей и стягивает их к Бооссу. Он захватит столицу и объявит себя королем.
– Не посмеет.
– Он больше не боится мифического гнева твоих покровителей, Синкат. Как и другие. Похоже, только я да Брудерлинген ещё верим в то, что из этой авантюры выйдет что-то путное…
– Где сейчас Тазар? – спросил Синкат. Он понял, что положение серьезно усложнилось, если Краг Хак потеряет трон, его миссия будет считаться Моандором проваленной.
– Он здесь, в лагере, агитирует других, даже не стесняясь меня. Я вот думаю, убить его или оставить, что посоветуешь?! – орк презрительно хмыкнул. Было ясно, он ждет не только совета, но и действия.
– Убить его будет нелегко, генерал не дурак, чтобы не понимать опасности. Я могу только поговорить с ним и сделаю это прямо сейчас, но прошу вас, ваше величество, не предпринимайте ничего без моего уведомления, это очень серьезно.
– А-а-а, в тебе проснулся дипломат, сговориться с ним хочешь за моей спиной?
Орк весь затрясся, но вот взял себя в руки и, поглаживая дрожащими руками седую бороду, подошел к своим личным вещам, сваленным в походном беспорядке в углу шатра.
– Пойми, Синкат, если я потеряю власть, тебе очень сложно будет остаться в Кревланде, да и вообще остаться в живых. У тебя много врагов, даже больше, чем ты думаешь!
Вон как заговорил, Синкату вдруг дико захотелось вырвать ему кадык. Мразь, столько лет мучает здесь всех, убивает, грабит, без цели, без морали, без смысла! Трутень кровавый, а мне ещё советы дает, ублюдок! Ярость чуть не овладела им, но чародей смирился и хрустнул костяшками пальцев.
– Я повторяю, ваше величество, вы не должны принимать скоропалительных решений, которые помешают… погубят меня и вас!
Казалось, Краг Хак не расслышал. Он перебирал ремешки на трофейном доспехе, отделанном золотом и белой костью, видимо из перебитого азахарейского каравана.
– Я обещаю, что сегодня вечером Тазар придет сюда и будет просить мира! Пообещайте не унижать, а согласиться с его требованиями, они будут невелики. Уверен, он не будет просить боосского трона.
– Ты сходи, разведай, а если он вдруг захочет говорить, я как-нибудь сам разберусь, что делать, – сухо ответил орк. Он отвернулся от телохранителя и продолжил копаться в своем бардаке.
Синкат чуть не вспылил, но вновь сдержался и вышел на улицу, резко одернув за собой полог.
Какая же дрянь этот мир, думал он. Всюду одно и то же: ложь, коварство, жестокость. Люди, орки, нежить, белые, эльфы и гномы – все грызут друг друга, как волки. Нет ничего, чтобы их объединяло. И некуда от этого бежать! Всюду, всюду одно и то же – пустота дней и отчаяние, бессмысленность…
Обыватели живут одним днем, не видят дальше собственного носа, проблемы соседней улицы – все равно, что другого конца
