глаза, протянула сверток.
– Тут вещи твоей мамы. Мне сообщили, что она погибла. Мне жаль.
Соне тоже было жаль. До судорог в животе, до ломоты в костях. И себя. И маму. И отца. И их когда-то счастливую жизнь, полную надежд и мечтаний. А главное, жизнь, полную любви.
Она вернулась в комнату и, когда соседки заснули, достала фонарик. Развернув газетную бумагу, Соня с жадностью принялась перебирать оставшиеся после родительницы вещи. Платье, в котором мама была на суде, её часы, узорная подвеска – крест из переплетенных линий. В центре светился, переливаясь зеленым, небольшой прозрачный камень. Здесь же лежало несколько листов, исписанных убористым маминым почерком. Письмо. В нем она просила прощения, говорила, что непричастна к убийствам партнеров и кредиторов отца. Да и в смерти отца тоже была невиновна. Что все произошедшее – это какое-то помешательство. Колдовство.
Соня проревела в ту ночь до утра. Она так и не поняла, что же на самом деле произошло с фирмой отца, с их семьей, но почему-то в душе появилась непоколебимая уверенность, что всему произошедшему могла бы дать объяснение бабушка Света. Если бы была жива…
Признавшись себе, что больше не уснет, Соня поднялась, тихо оделась и, чтобы не будить досматривающих последний сон подруг, вышла из комнаты. На кухне никого не было. Повариха тетя Маша приходила в шесть, значит, у нее есть целый час, чтобы еще раз спокойно хорошенько обдумать, в какой институт отнести документы. Конечно, ей, детдомовке, высшее образование не светило бы вообще, если бы не отличная сдача ЕГЭ. Сто баллов из ста.
Соня знала, что этот шанс она выгрызла у жизни упорством и терпением. А еще желанием вернуть себе счастливую жизнь. Пусть уже и без родителей. Она привыкла быть одна, но очень надеялась, что теперь время ее одиночества подошло к концу.
– О! Сплюшка! – голос тети Маши заставил ее вздрогнуть и вскочить ей навстречу. – Да сиди ты, заполошная!
Она прошла мимо девушки, повязала фартук, надела косынку и принялась за дело. Бухнула на плиту кастрюлю литров на десять, наполнила ее молоком и включила.
– Опять манка? – Соня уже привыкла, что повариха звала ее Сплюшкой. У тети Маши была причуда давать воспитанницам смешные прозвища. Сами же девчонки, как ни старались, дать ей прозвище не смогли. Дальше Маша-Каша не пошло.
– Не опять, а снова! – подмигнула повариха, налила себе крепкого чаю и села напротив. – Ну? Чего? Придумала, куда сегодня сдаваться пойдешь?
Соня виновато развела руками.
– Даже и не знаю! Вроде экономистом выгодно и юристом тоже. Но больше всего я бы хотела учить детей. Мне история нравится…
– Значит, иди в пед и не грей голову! – тут же сделала за нее выбор тетя Маша. – А экономистов и юристов и так, как блох!
– Но в школах платят копейки, а мне надо брать ипотеку. Квартиры же у меня нет. Родительскую забрали за долги. – Соня взглянула в окно, на разбитый вокруг интерната сад. Утренние лучи шаловливо искрились в каплях, оставшихся после дождя.
– Не боись! – отмахнулась та. – Без дома не останешься! А ежели поедешь преподавать в мелкие городишки, то и даром хату отхватишь. А может, еще и замуж выскочишь до того, как закончишь институт. Главное, поставь цель и верь, что она сбудется, а как – уже не твои проблемы.
– А чьи? – Соня застенчиво улыбнулась. Мысль о замужестве пугала, но в то же время и грела. Хотелось встретить любовь, чтобы на всю жизнь!
– Высшего разума! Или твоего ангела-хранителя. Короче, жуй бутерброд и собирайся в свой педагогический. – Тетя Маша сунула ей в руки ломоть хлеба с маслом и, вооружившись половником, всерьез взялась за приготовление каши.
Дорога в институт, точнее университет, оказалась не близкой. Соня полчаса ехала до метро, потом цеплялась за поручень в вагоне, набитом людьми как кильками в банке. А когда выбралась из подземки и нашла нужную остановку, еще минут сорок пыталась втиснуться в идущие одна за другой маршрутки, пока подбежавший в последнюю минуту парень попросту не внес ее в очередное подъехавшее маршрутное такси.
– Эй, красавица, передай на билет! – Плюхнувшись на свободное место, он протянул ей сотню. Соня тем временем пыталась сунуть под мышку папку с документами и попутно вытащить из кармана мелочь.
– Руки заняты! Подождите! – раздраженно буркнула она, неодобрительно поглядев на парня. Ну и что, что симпатичный? Загорелый. Гладко выбритый. Серые глаза в обрамлении светлых пушистых ресниц смотрели с добрым прищуром. Прямой нос с легкой породистой горбинкой. Улыбающиеся, четко очерченные губы. Волнистые волосы пшеничного цвета, местами выгоревшие до белизны, рассыпались по плечам. Он был одет в черную майку, не скрывающую тренированные мускулы, и порванные на коленях белые джинсы.
