Петр Иванович снова прижался к ней и вдруг охнул, растерянно глядя на пылающий огнем крест, на свою рубаху, тлеющую в том месте, где она прикасалась к амулету Софьи. И словно очнувшись, начал бить руками по выпирающему животу, стараясь потушить медленно обугливавшуюся ткань, но та, вместо того чтобы потухнуть, вдруг полыхнула, стремительно разливаясь жидким огнем по всей одежде, по всему его тучному телу.
Из его раззявленного рта вырвался обреченный хриплый вопль. В мгновение ока он превратился в пылающий факел, протягивающий к Софье руки, словно в мольбе о помощи, а после рухнул на каменный пол.
Софья с улыбкой жадно вдохнула запах мести: в зале стоял запах горящей плоти. Прислушиваясь к собственным мыслям, она направилась к двери.
Мысли принадлежали ей и не ей. Софье было все равно, что подумают завтра слуги, найдя обгорелое тело гостя, возжелавшего плотских утех. О нем забудут. А вот другой… был для нее важнее. Пока он не обидел Софью, пока он нужен ей – ни волосок не упадет с его головы… Но если он предаст ее… Боль от сердечных ран во сто крат сильнее, чем недовольство от лая дворовых шавок…
Софья поднялась по ступеням будто вымершего дома и толкнула дверь в комнату Дмитрия. Он не спал. Сидел в кресле в хозяйском халате из темного бархата, а возле него стоял початый графин с крепкой настойкой. На скрип двери он обернулся, и его лицо озарила улыбка.
– Софьюшка, ты пришла! Я уж и не надеялся, что так скоро… – Он поднялся, шагнул к ней, но Софья, точнее то, что владело теперь ей, почувствовала в его словах фальшь и вину. Она вскинула руку, и неведомая сила заставила его отступить, снова опуститься в кресло. Шаг за шагом она шла к нему, видя в глазах любимого сначала удивление, а потом страх. – Софья! Что с тобой? Твои глаза…
– Мои глаза видят лжеца! – Она остановилась в шаге от него, не отводя взгляда. Подвеска нагрелась так, что обжигала сквозь ткань платья. – Петр сказал, что ты скоро женишься! Это ты заставил его сказать об этом мне? Вот почему ты так рано ушел! Боялся сам преподнести эту новость? Ты позволил ему вести себя со мной как с уличной! Ты не любишь меня?
– Что ты такое говоришь? Софьюшка! Любовь моя! Я и не знал, что он тебе это скажет! – Дмитрий снова попытался подняться, но сила, сковавшая его, не позволила. – Женитьба эта – прихоть брата! Он боится, что потеряет тебя!
– Он и не находил меня. Ты нашел! Вот только если ты меня предашь, если полюбишь другую… – Софья почувствовала, как против ее воли поднимается рука. Дмитрий вдруг охнул и схватился за горло, словно его душили невидимые пальцы.
– Софья! Я люблю… Толь… ко… тебя… – прохрипел он. Вдруг шторы вспыхнули, озаряя комнату сполохами огня. – Не надо… про… шу…
Она ощутила, как огнем заполняются ее глаза, прочертив на щеках дорожки огненных слез, и наконец, почувствовав власть над собственным телом, что было силы выкрикнула:
– Прекрати! Не делай ему больно! Мне не нужна твоя помощь! Больше не нужна…
Вдруг дверь распахнулась, и кто-то огромный обхватил ее сзади, срывая амулет.
– Все хорошо, хозяйка. Теперь все хорошо!
Софья растерянно оглянулась, глядя в лицо Захара. А тот, усадив ее в кресло напротив Дмитрия, бросился срывать пылающие шторы, топтать огонь. Распахнув окна, он впустил в комнату порыв холодного ветра со стаей снежинок. Наконец, потушив пожар, знахарь подошел к пытающемуся отдышаться Дмитрию и Софье, размазывающей по щекам слезы. Та не отводила взгляда от лежавшего на ковре амулета, от медленно потухавшего сияния красного камня, который, словно всевидящее око, все смотрел и смотрел на нее.
– Теперь все хорошо, – повторил бородач. Налил в стакан настойки, залпом выпил и посмотрел на Дмитрия. – То, что сейчас было, это не вина Софьи. Дело в амулете. Его надо спрятать, закопать на святой земле. Тогда это ослабит силу духа, томящегося в нем. Он овладел хозяйкой!
– Что? – Дмитрий словно очнулся, стараясь не смотреть на Софью, взял графин и припал к нему, жадно глотая настойку прямо из горла. А после, когда темной жидкости в графине изрядно поубавилось, снова повторился: – Что ты сказал? Софья одержима духом?
– Не по своей воле! – Знахарь развел руками. – Надо избавиться от амулета, тогда и не будет смертей!
– Смертей? Как это? – Дмитрий, наконец, посмотрел на Софью, но в его взгляде теперь не было ни любви, ни страсти. Только страх и… презрение. – Ты кого-то убила?
Та не ответила.
– Ладно… Пойду я… – Захар взглянул на Софью. – Надо занавеси убрать и в обеденной прибраться…
