толку? Даже не представляю, с чего следует начинать. Со стороны это, вероятно, выглядит как непродолжительное исчезновение, но, поскольку свидетелей ни разу не было, трудно утверждать наверняка. Я с самого начала предполагал, что в эти моменты я просыпаюсь в пещере – там, где лежит мое тело. Предупреждая закономерный вопрос: нет, проснуться там нарочно, усилием воли я не могу. Только что по просьбе сэра Халли пытался – безрезультатно. Возможно, потому что на самом деле очень этого не хочу. Впрочем, я и прежде никогда не просыпался по собственному решению, это происходило само собой. С той разницей, что тогда я бодрствовал сравнительно подолгу и далеко не всегда мог вернуться к прерванному сновидению, даже если хотел. Обычно начиналось какое-нибудь новое, с нуля. А теперь я возвращаюсь сюда практически сразу. И не помню, что было во время пробуждения. Вообще ничего.
– Такая забывчивость для вас нормальна? – спросил я.
– Совершенно не нормальна. Раньше так не было. Я никогда не забывал, что со мной происходило во время бодрствования, хотя там всех событий – темнота, иногда луч света от лампы, боль, облегчение от лекарства, озноб, тепло, привычный бессильный гнев или радость в предвкушении скорого сна. Тем не менее, прежде эти скудные крохи оставались со мной. А теперь – нет.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Наконец, добавил все с той же очаровательной светской небрежностью:
– С другой стороны, неудивительно, что я не заподозрил неладного. Я не настолько умелый сновидец, как можно подумать, глядя на меня сейчас. Мой нынешний успех, вероятно, объясняется силой желания и своеобразным везением; во всяком случае, для меня он стал приятной неожиданностью, я сам толком не понимаю, как это мне удалось. Не смотрите так недоверчиво, сэр Макс. Я и всегда-то был несколько более честен, чем принято между людьми, а теперь даже практического смысла обманывать не осталось: я умираю. То есть, умираю я уже без малого девяносто лет, но сейчас гораздо ближе к смерти, чем был все эти годы. Я знаю, что говорю. Товуайра – юный колдун, который присматривает за моим телом – еще весной был совершенно уверен, что я не доживу до осени, и заранее ликовал, предвкушая нашу с ним скорую свободу. Мою – от страданий, а его – от меня.
– Он вам сказал?
– Ну что вы. Он за все время слова при мне не произнес. Но я умею читать мысли прямых простодушных людей. К сожалению, с хитрыми этот номер не проходит, а то не сидел бы я сейчас тут с вами. А если и сидел бы, то в каком-нибудь другом качестве. И это был бы весь, настоящий я.
Он умолк. Джуффин закурил трубку. Я только теперь вспомнил, как Клари Ваджура говорил, что ему нравится дым. Ну хвала Магистрам, хоть кто-то из нас проявил гостеприимство.
– Теперь все ясно? – нетерпеливо спросил меня шеф. Но тут же добавил: – Хотя тебе-то было ясно еще вчера.
– Ну да, – обреченно откликнулся я. – Чего тут неясного. Магистр Клари время от времени просыпается, чтобы произнести очередное проклятие Йарра. Поскольку он умирает, заклинания действуют, хотя ему это даром не надо. И список жертв не он составлял. Нуфлин совершил невозможное, дотянулся-таки из Харумбы до всех нас. Поэтому и я на Темной Стороне, и Хонна, способный узнать имя любого, кто на него покушался, видели на месте убийцы не Клари, который был только орудием, а безликого и безымянного мертвеца. Событие в истории магии явно незаурядное. Но аплодировать этому триумфу воли, плавно переходящему в торжество какой-то бессмысленной злобной херни, я все равно не готов. Извини.
– Ладно, не аплодируй, – великодушно разрешил Джуффин. – Я тоже не стану, хотя сама по себе комбинация мастерская. Нуфлин, не будь дураком, сразу сообразил, какие удивительные возможности сулит ему внезапное появление среди сновидцев умирающего бывшего ученика. И осуществил золотую мечту своей бесславно завершившейся жизни: уговорить кого-нибудь проклясть на смертном одре его врагов и просто неприятных людей. Всех подряд, чем больше, тем лучше. Как говорится, все в суп.
– Но как ему удалось? – спросил я.
Просто от беспомощности. Чтобы не молчать.
– Ответ на этот вопрос вчера дал мне ты сам. Полагаю, Нуфлин просто применил в разговоре древнее искусство убеждения, которым славился еще при жизни.
– Небось какой-то особый ритм речи? – сообразил я, вспомнив все, что слышал от леди Тайяры.
Если уж при помощи особым образом ритмизированной речи беспомощный перед материальным миром призрак может разбить, а потом снова склеить чашку, почему бы обитателю Страны Мертвых не заворожить того, кто увидел его во сне.
– А это ты откуда знаешь? – удивился Джуффин.
– Плохие мальчишки во дворе научили, – невольно улыбнулся я. – Вернее, плохие девчонки, но что это меняет.
– А, леди Тайяра Ката, – понимающе кивнул шеф. – Когда я впервые услышал о Лотерее Смерти, сразу предположил, что ведьмы из Ордена Решеток и Зеркал откуда-то вызнали о старинных угуландских приемах убеждения, бывших в ходу еще до
