— Благодарю, констебль, досрочно и с отличием закончил колледж, готовится поступать в университет.
— Что ж, передавайте ему мои поздравления и наилучшие пожелания, сэр.
— Непременно, мистер Вильк.
Раскланиваемся, и идём дальше, каждый своим путём: супруги Крагг совершать свой променад дальше, а я – патрулировать портовую набережную. Чтобы никто безобразий не учинял и не нарушал благочиния, значит.
Меня наш сержант любит на такие вот места в дневные смены ставить, где господа с мамзельками прогуливаются в охотку: на Коронную набережную, или на Адмирал-плёс, в Ниппонский парк еще или на прешпекты всякоразные. Говорит, я олицетворяю там чего-то, к власти и правопорядку уважение внушаю.
Ну а что ж? Парень я ладный, справный – с четырнадцати лет в молотобойцах, — и ростом Бог не обделил. А кто видом не внушается, так я ж могу и с левой приласкать. С правой не могу – зашибить опасаюсь.
Я, собственно, из-за своего удара с левой в констебли-то и попал. Пошел на рынок прикупить из еды кой-чего, да заодно знакомому лавочнику кухонные ножи своей работы, из брака, да железных огрызков, что на свалке подбирал, наделанные, сдать на продажу, и угодил в историю. Только я к рыбным рядам надумал заворачивать, а тут у тетки Лизабеты, соседки моей, через два дома проживающей, с прилавка какой-то залетный отрез сукна домотканого дернул, шаль вязаную у средних лет джентльмена, что аккурат ту шаль приобрести намеревался, из рук хвать, с кошельком вместе, да деру. Мистер, что к покупке приценялся, за ним, — да шустро так, по всему видать, что догонит, — руку в карман сует зачем-то. Не иначе как за ножиком полез, — это я тогда так решил. Вот же, подумалось, не хватало соседке покойника, за которого потом полиция из нее всю душу повытрясет.
Так-то я этого залетного жулика при любых бы раскладах мимо не пропустил – у нас, в рабочих кварталах, если вора какого поймают, бьют всем миром, жестоко, но не до смерти. Учат, значит, чтобы к честным трудягам не совался, погань, а тут мне его изловить сам Бог велел – не попустить смертоубийству приключиться. Двинул я его в лоб с левой, — удар у меня этот хорошо поставлен, — когда воришка мимо меня пронестись пытался, не сильно-то так и вдарил, а он аж ноги выше головы вскинул, да едва колесо в воздухе не сделал падая. Спиной да затылком сильно о землю приложился, болезный, воздух из него выбило – как не сломал себе ничего, я ума не приложу.
Тетушки, что нехитрыми своими товарами на этом ряду торгуют, тут же воришку колотить бросились, у кого что под рукой было, а я только и успел, что к обворованному джентльмену шаг сделать, объяснить хотел, что нам тут убийств не надобно, и что кошелек его сейчас вернут ему честь-по-чести, чтобы забирал его, да и шел себе… Да только не успел я и второй шаг начать делать, как мужчина этот из кармана сюртука свисток полицейский достал, да как дунет в него – всем по ушам шибанул так, что попадали некоторые.
Полисменам, знамо дело, не обычные свистульки выдают, а специальным образом зачарованные. Такой, если его определенным образом нажать, оглушает не хуже фабричной сирены, и в самом главном управлении, на городской карте, тут же точка красная гореть начинает. Значит, подкрепления полицейскому нужны, или преступника задержал, если эдак вот засвистел.
Тут же, пока я вой этот из ушей вытрясал, появились, ну как из-под земли, двое констеблей, вора у тетушек, свистом оглоушенных, забрали, да наручники на него одели, а обворованный джентльмен этот ко мне подходит.
— Здравствуйте, — говорит, — сударь. Я сержант полиции, Конан Сёкли, а вы, милостивый государь, кто будете?
— Я, — отвечаю, — Айвен Вильк, молотобоец с фабрики мистера Стойка, господин сержант.
— Мистер Вильк, вы, я заметил, видали, как этот тип, — Сёкли кивнул на арестованного вора, — ухватил мои, и той пожилой леди, вещи и бросился с ними бежать. Поскольку она у нас пойдет в качестве потерпевшей, вас я попрошу проследовать с нами в участок, чтобы засвидетельствовать факт кражи.
— Ну отчего бы и не засвидетельствовать, — я пожал плечами. — У нас тут воров не жалуют. Не до такой степени, чтобы полиции сдавать, если говорить между нами, сержант, но коли уж он попался…
— Приятно встретить такое здравомыслие, — ответил он, и повернувшись к констеблям, приказал: – В околоток этого, будем оформлять. Потерпевшая есть, свидетель тоже, да какой свидетель – не чета вам, тюленям нерасторопным! Сам, слышите, преступника скрутил, пока доблестные полисмены где-то посреди торговых рядов шляются, перед девками форсят.
— Э, неправда ваша, шкипер, — ухмыльнулся один из них. — Вы-то здесь были.
— Поговори у меня, Стойкасл, — проворчал мистер Сёкли. — Что-то вы бы делали без своего старого сержанта, который, напомню тебе, аккурат сегодня-то и не на службе? Лучше бы удару у вот этого молодого быка поучились, чем балаболить.
Очень он меня потом, по дороге, расхваливал, мне прямо и неудобно стало – ничего же я такого особенного не сделал. А в его изложении получалось, что прямо я подвиг совершил и особо опасного преступника задержал.
