— Рапорт о сегодняшнем задержании, сэр, — доложил я. — В дело.
— Отдайте мистеру Макензи, он подошьет, когда закончит с описью. Гм, а что это вы так покраснели, голубчик?
Дежурный инспектор, открывший один из фолиантов, сидел неподвижно, вперив взгляд в страницу, и стремительно приобретал цвет вареного рака.
— "Персиковая ветвь", — произнес доктор Уоткинс. — Я говорил вам, инспектор, что в тайнике будут и подобные произведения тоже.
— Да, хм, — мистер Ланиган подошел к Макензи, заглянул ему через плечо, и придушенно кашлянул. — Однако… А ведь я вам тогда не слишком-то поверил. Каюсь – был неправ.
Мистер Доу попытался приподняться на стуле, чтобы заглянуть в содержимое книги, но под моим строгим взглядом плюхнулся обратно и вновь потер шишку.
— Неудивительно, что эрл Фартингдейл был категорически против вскрытия тайника, — продолжил старший инспектор. — Это как же нам подобное в опись-то внести, а?
— Полагаю, если не впадать в ханжество, то можно записать как трактаты о… скажем, об обустройстве счастливого семейного быта, — невозмутимо ответил доктор.
— Хм-хм, гм, думаете? А что же, вполне и так можно трактовать. Именно с такой формулировкой и вносите в перечень, мистер Макензи. Вильк, давайте-ка свой рапорт мне, я… недооценил занятость инспектора.
Отдав документ, я уже хотел поинтересоваться, можно ли мне, наконец, направляться домой, когда в кабинете появился отчаянно зевающий О`Хара.
— Неужто это никак не могло подождать до утра, инспектор? — спросил он, и потер ладонями глаза.
— Поверьте – нет. Уведите мистера Доу, мы с ним чуть позже продолжим, — крикнул Ланиган констеблям, дожидавшимся за дверью, и повернулся ко мне. — Помогите-ка нам с доктором, Вильк. Только аккуратно.
Инспектор кивком указал мне на стоящую в углу, упакованную в оберточную бумагу, икону Святой Урсулы (ее тоже, как вещественное доказательство, забрали в участок, хотя я сам слышал обещание мистера Ланигана, которое он давал сестре Амброзии – вернуть образ не позднее завтрашнего полудня).
Освободив икону от обертки мы аккуратно, стоймя, водрузили ее на стол старшего инспектора. Наш штатный художник пригляделся, и потрясенно ахнул.
— Да это же Эндрю Флорин, лопни мои глазоньки, — пораженно воскликнул он. — Но что за негодяй покрывал изображение лаком? Это же бронирование, а не олифление… Постойте, да оно отслаивается.
Мистер О`Хара провел рукавом по поверхности, и на столешницу посыпались темные чешуйки лака, открывая нам удивительно яркие, словно только что нанесенные, краски.
— Сможете привести образ в нужное состояние, — напряженно спросил инспектор. — Это позволит нам привлечь на свою сторону Церковь, что в свете сегодняшних событий будет нелишним.
— Да, но… Нужна не простая, но именно иконная олифа, а у меня ее нет.
— Льняное масло, отбеленное под действием дневного света в продолжение двух лет и вареное затем со свинцовыми белилами или свинцовым глетом? — спросил доктор Уоткинс, и, получив утвердительный ответ, произнес: – У меня есть. Осталось от одного дела… Можете послать ко мне домой, инспектор – миссис Кристи знает, где это.
— К обеду закончите, мистер О`Хара?
— Помилуйте, сэр! Я-то, положим, и к утру закончу, но олифе полтора дня надо сохнуть!
— Ну это-то уже вопрос решаемый, — пробормотал инспектор.
В дверь постучали, и на пороге появился Стойкасл – нынче он был дежурным по участку.
— Сэр, — обратился он к мистеру Ланигану, — осмелюсь доложить, сегодняшний задержанный здоровяк пришел в себя.
— А! Прекрасно, — потер руки старший инспектор. — Давайте-ка его сюда, голубчика… Мистер О`Хара, скажите, как долго вы будете удалять старый лак?
— С четверть часа, может немного больше, — пробормотал художник не отрываясь от занятия. — Если констебль будет столь любезен, что подержит икону это время.
— Что же, мистер Вильк, не откажете в любезности, — спросил мистер Ланиган.
— Не откажу, сэр, — еще четверть часа без сна я переживу, а поглядеть, как облик святой будет выглядеть без этой, раскритикованной нашим художником лакировки, было страсть как интересно.
Да и конка еще не ходит, а тратиться на кэб (тем паче идти домой пешком) что-то не хотелось.
