ней лицом.
– Что ж, – решительно сказала она. – Если вы готовы, то и я тоже.
Они пошли вперед, постепенно прекращая все разговоры. По мере приближения София старательно отрешилась от того, что могло ждать ее в роще, предпочтя наблюдать за тем, что ее окружало.
Таких древесных стволов она еще не видала. Они казались выше окрестных холмов и очень напоминали красные деревья, о которых рассказывала Златопрут. Кора была цвета старинного кирпича. Стоя у входа в рощу, София задрала голову, но не смогла рассмотреть вершин, растворявшихся в солнечном свете. Между пологими кочками, заросшими клевером, вилась земляная тропинка, основания стволов тонули в густом папоротнике. Яркая зелень клевера, темный багрянец стволов, яркая синева утреннего неба… Роща сияла, переливаясь бриллиантами влаги.
Тео чуть подтолкнул Софию вперед, и она ступила на тропку. София медленно шла, завороженная тишиной в роще. Молчание казалось намеренным, словно за людьми, затаив дыхание, следила сама роща. Следуя извилистому пути, они обошли дерево столь громадное, что и десять человек, взявшись за руки, не сумели бы его обхватить.
– Вы видели когда-нибудь такие большие деревья? – шепнула София через плечо.
Тео покачал головой.
– Никогда, – сказал Горькослад.
Казанова и Дурман в молчаливом изумлении созерцали гигантские стволы. Нош, вполне счастливый, следовал за друзьями, время от времени опуская морду к траве.
Тропинка повернула очередной раз и вывела их на поляну. Здесь ковром лежала опавшая хвоя красных деревьев. На дальней стороне прогалины росли два дерева. Их стволы встречались в нескольких футах над землей, сливались, становились одним, стремившимся к небу. Внизу получалось естественное убежище, тенистое и прохладное, – настоящая комната, созданная деревьями. София сразу направилась в ту сторону, с удовольствием вошла и заулыбалась. Здесь, внутри, было так хорошо и покойно, что она по-настоящему почувствовала себя дома.
А потом… застыла. Внутри, между стволами, на цепочке висели часы. Растущие деревья поглотили часть звеньев, но циферблат был хорошо виден, и София тотчас узнала его. Она видела его прежде – в карте памяти, вышитой бисером. Видела глазами утратившего веру шерифа. Двое приговоренных обмотали этой цепочкой свои запястья, чтобы ничто не смогло разделить их руки. Это были те самые часы, которые Ричард Рен подарил Минне и Бронсону Тимс.
В горле застрял плач. София потянулась к часам, хотела взять их, но они висели слишком высоко. Руки девочки коснулись лишь красных стволов по обеим сторонам.
Роща вдруг исчезла, зато потоком хлынули воспоминания. София никогда еще не сталкивалась с такими яркими и живыми воспоминаниями. Некоторая часть разума удивлялась их жизненности, но другая часть помедлила и поняла, чтo подспудно трудилось у нее в уме уже некоторое время. Кружок древесного спила, лосиный рог, свиток бересты и, наконец, гранаты – все они подсказывали Софии: любой подобный обломок мог оказаться хранилищем памяти. И теперь это оказалось истинной правдой.
Воспоминания приходили разрозненными вспышками. Лишенные смысла вспышки света, лица, тьма, стоны, треск, пронзительная тишина… София не сразу поняла, что причиной хаоса были ее же беспорядочные касания. Она лихорадочно скакала сквозь воспоминания, просматривала их слишком быстро, что-то искала, а что именно – не знала сама. Глубоко вздохнув, София успокоила свои ладони. Замедлилось и мелькание воспоминаний. Теперь девочка еще яснее видела их. Долгие годы, проведенные в обличье лакрим, – и предшествующие, прожитые в качестве людей мыслящих, любящих. Ощущение порядка, непрерывности времени еще не пришло, но София пристально вглядывалась в воспоминания, сдерживаясь достаточно, чтобы различать осмысленные движения.
Юная Минна помнила, как ребенком строила замок из веточек, терпеливо разбирая его и возводя вновь, пока не получила дивное здание, больше напоминавшее дикобраза. Бронсон, чуть постарше, припоминал встречу с Шадраком, юношей с всклокоченной шевелюрой и руками, сплошь перемазанными в чернилах. Взрослая Минна пекла пирог из костяники; она сидела на крыльце, закинув ноги на перила, а в открытую дверь наплывал запах выпечки. Бронсон ребенком сидел в школьном классе, глядя в окно, и мечтал, как станет исследователем. Минна помнила, как крепко сжимала руку Шадрака, а доктор осматривал болезненную рану у нее на колене. Бронсон припоминал, как Минна кидалась снежками в общественном саду. Она смеялась, ее волосы растрепались, щеки порозовели от холода… Его разом пронзило ужасом и восторгом – он полюбил эту девушку с первого взгляда. Минна вспомнила, как уснула, положив голову Бронсону на плечо. Они с ним хотели просидеть до утра, чтобы вместе полюбоваться рассветом, но она так устала, а рядом с Бронсоном было так спокойно, что глаза у нее просто закрылись. Бронсон вспомнил, как держал на руках улыбающуюся Софию, у которой только-только пробились два первых зуба. Он наклонился к ней, чтобы ткнуться
