Спокойный нрав и предпочтение шумным компаниям общество книг Казанова объяснял своей невиданной трусостью. Иные солдаты обращались с оружием преувеличенно нежно, точно фамильное достояние обихаживали. Казанова едва мог заставить себя прикоснуться к сабле и ружью, которые ему выдали, – закидывал их на ночь под койку, словно швабры. Если кто-либо хвастался победой в поножовщине, он досадливо хмурился. А когда после целого дня муштры кто-нибудь пускал в ход кулаки из-за надуманной обиды, закатывал глаза и отворачивался. Сам он предпочитал поваляться с книжкой в палатке. Впрочем, Тео заметил, что, сколько бы Казанова ни афишировал свою якобы трусость, задирать или оскорблять его никто не решался, а на драку провоцировать – и подавно. Тео решил про себя, что этого миролюбивого человека надежно защищало крепкое сложение и жуткий шрам.
И вот теперь Казанова молча ждал, чтобы Тео начал разговор. Лежал, закинув руки под влажный затылок, – он только что полоскался в ближнем ручье, смывая августовскую пыль. Рассматривал желтую парусину палаточного потолка.
– Каз, – вздохнул наконец Тео. – Ну не знаю я, что бы такое Шадраку написать!
Казанова продолжал смотреть в потолок.
– Что так?
– От Софии никакой весточки. И о войне. И вообще… Ну, ты представляешь. И что я должен ему сказать?
Казанова повернул к нему голову. Половина лица – красивая, улыбающаяся. Другая половина – неровная, узловатая.
– А ты не пиши ни о чем важном. Пиши о всяких пустяках. Он и разницы не поймет.
– О чем, например?
– Да хоть о том, как Лампс вчера завалился. Решил в одиночку тот сук с дороги стащить. Раз-два! – и сидит по пояс в грязи.
Тео хихикнул.
– Напиши про то, как Лампс битый час из одежды грязь выполаскивал, стоя в реке голышом. Если кишка не тонка, опиши, как он выглядел без штанов…
Тео расхохотался.
– Еще можешь написать Шадраку, как ты по ним с Софией скучаешь, – успешно рассмешив Тео, мягко добавил Казанова. – И о том, как сильно тебе хочется, чтобы война поскорей кончилась.
Тео глубоко вздохнул и кивнул:
– Все правильно. Так и сделаю. – Провел пятерней по пыльным волосам, устало отложил перо и бумагу. – Завтра утречком напишу…
Казанова некоторое время молча смотрел на молодого человека.
– Я сегодня видел кое-что интересное…
Тео вскинул глаза, услышав, как изменился тон голоса.
– Я про фургон с припасами, что прибыл вчера, – продолжал Казанова. – Я сумел в него заглянуть.
Тео ждал продолжения.
– Вообще-то, я хотел оценить количество продовольствия, думал, может, догадаюсь, куда нас отправят, – прикину продолжительность марша и все такое. Но в фургоне не еда оказалась. Там ящики, а в них защитный доспех.
– Доспех? – с любопытством переспросил Тео.
– Стеклянные щитки для глаз, вделанные в кожаные маски.
– Вроде мотоциклетных очков?
– Сам посмотри. – Казанова приподнялся, запустил руку под койку и вытащил спутанный клубок кожаных ремешков с пряжками.
– Начинаю догадываться, как ты угодил в тюрьму, Каз, – дружески прокомментировал Тео.
Казанова натянул кожаный колпак на голову, повернулся к Тео.
– Как сидит? – глухо прозвучал его голос.
Тео нахмурился:
– Трудно сказать. Похож ты, если что, на муху-переростка…
Зеленоватые линзы, выпуклые, продолговатые, были установлены под углом. Это придавало маске печальное выражение. Посередине проходил шов, рот и нос прикрывала грушевидная вставка жесткой ткани. На шее болтались пряжка и ремешок.
– Видишь что-нибудь? – спросил Тео.
– Вижу, но искаженно. – Казанова взял рукой одну выпуклую линзу, с некоторым усилием откинул ее кверху. – Петли туговаты… – Карие глаза моргали в прорезях маски, выражения нельзя было разобрать. – Тут в ткани что-то… древесным углем пахнет.
Тео скривился:
