— Он не имел это в виду, — из вежливости произнесла Миртл.
— Эразмус никогда не говорит то, чего не имеет в виду, — возразил дядюшка Майлз. В его голосе звучала искренняя досада. В отличие от сестры ему не были свойственны вспышки гнева. Обычно добродушие служило ему своеобразным буфером, и обида просто отскакивала от него. Но когда шипы проникали внутрь, они оставались там навечно.
— Нужно покинуть Вейн, Майлз. — Миртл поправила белый шарф, прикрывая горло. — Поехать дальше, на континент, если необходимо. Мне нужно, чтобы ты помог мне убедить его.
— Прости, Миртл, но мне сейчас нужно только одно — услышать от твоего мужа извинения, — сухо ответил брат, — и я готов поставить десять гиней, что у него нет такого намерения. А пока… — Дядюшка Майлз вздохнул и поднял плечи, потом снова опустил, будто снимая с себя ответственность.
Даже без предупреждения дядюшки Майлза Фейт, едва войдя в дом, поняла бы, что разразилась буря. Тихие люди чувствуют погоду лучше, чем шумные: перемену ветра в разговоре и холод невысказанных упреков.
Принять их шляпки и накидки вышла миссис Веллет, а не Жанна.
— Миссис Сандерли, могу ли я поговорить с вами? — Голос экономки был негромким, но настойчивым. — Прошу прощения, но это важно.
— Ох! — Миртл вздохнула и поправила волосы. — Хорошо, но сначала подайте чай в гостиную. Не могу говорить ни о чем важном, пока не приду в себя.
Хотя это потребовало от миссис Веллет усилия, но она молчала, пока Фейт и Миртл не устроились в гостиной за чаем. Наконец Миртл кивнула ей.
— Мадам, Жанна Биссет — неплохая девушка, честная и трудолюбивая. Может быть, временами она болтает глупости и бывает упряма, как и все ее ровесницы, но она служит в этом доме с тринадцати лет, и ни у кого никогда не возникало сомнений в ее честности. Мадам, она признает, что это ее газета, но это ведь не преступление…
— Миссис Веллет! — округлив глаза, перебила экономку Миртл. — О чем идет речь? Жанна жалуется на то, как с ней здесь обращаются?
Миссис Веллет вздохнула, сложила руки и с трудом проговорила:
— Мадам… ваш муж считает, что кто-то рылся в его бумагах. Одно письмо испачкано… — Она нетерпеливо мотнула головой. — Как по мне, это похоже на каплю воды, размывшую чернила, но преподобный уверен, что это след пальца.
Фейт охватил жар. Она надеялась, что пятно никто не заметит, но нет, отец все понял. Ей показалось, что она покраснела до ушей.
— Он потребовал, чтобы все слуги показали руки. Жанну обнаружили, когда она мыла руки на колонке за домом, поэтому она сразу попала под подозрение.
Первый приступ паники схлынул. Сердце Фейт начало колотиться чуть медленнее, мысли прояснились, и до нее стал доходить смысл сказанного экономкой. Подозревают не ее. Отец нашел следы преступления, но не заподозрил ее.
— И… ее руки были испачканы? — спросила Миртл.
— Да, но не чернилами. Газетной краской. — Миссис Веллет опустила глаза. — Когда ее спросили, она вывернула карман и достала газету — сказала, что нашла ее в городе и знает, что не следовало ее брать, но ей стало интересно и она решила почитать ее после работы.
Повисла многозначительная пауза — миссис Веллет не упомянула о том, что именно стало интересно Жанне, а Миртл решила не уточнять. Фейт не составило труда понять, о какой газете шла речь.
— У кого газета сейчас? — спросила Миртл.
— Ваш муж тотчас конфисковал ее, — ответила экономка.
— Я приму к сведению ваши слова, — устало произнесла Миртл, — но думаю, что для начала мне следует самой поговорить с Жанной и решить, что делать. Пришлите ее, как только она закончит работу.
— Работу? Мадам, ваш муж уволил ее! Она собирает вещи, ей сказали, что она должна покинуть дом до завтрашнего утра.
Только Фейт, достаточно хорошо знавшая мать, заметила, что Миртл застыла и едва справилась с собой, чтобы не выдать реакцию. Управление домашним хозяйством, включая слуг, — это была ее прерогатива. Предполагалось, что все в доме должно быть устроено в соответствии с желаниями Эразмуса Сандерли, но до сих пор он никогда не отдавал подобных распоряжений в обход жены.
