дугой.
Я — воплощение тьмы.
Я готова.
Я спрыгиваю со скалы и бесшумно, кругами лечу вниз, до самого нижнего уступа. В палатке движутся чьи-то тени, но я слишком далеко, и голосов отсюда не слышно. Лететь дальше я не осмеливаюсь, чтобы не быть замеченной при свете костров.
Отсюда придется ползти по скале.
Я перебрасываю себя через уступ и, цепляясь когтями и хвостом, преодолеваю последние пятьдесят футов.
На полдороге до меня доносятся голоса из палатки. Я замираю, вцепившись в камень. Кажется, я их уже слышала. Сердце у меня грохочет, но я осмеливаюсь взглянуть вниз. Потом целую минуту не дышу, чтобы не прослушать, если кто-то вдруг решит выйти, а затем продолжаю путь. Когда ноги касаются травы, у меня вырывается вздох облегчения.
Я прячусь за палаткой, на крохотном клочке земли, с одной стороны ограниченном камнем, с другой — тканью. Теперь мне все прекрасно слышно. Я украдкой заглядываю под край палатки и отшатываюсь, вцепляюсь в камень, на сей раз — чтобы ощутить нечто надежное, настоящее.
То, что я увидела, настоящим быть не может.
Я ведь его убила! Я сбросила короля Энселя с утеса! А он тут как тут — сидит с Барнабасом в палатке как ни в чем не бывало, плетет заговор. Прямо как живой.
Но разве мертвые оживают?
Барнабас. Это его черное колдовство!
Я умерла, а он меня оживил. Может, он и Энселя оживил? Сделал из него монстра какого-нибудь. Или это другое заклятие и я его не знаю?
— Мы можем застать их врасплох — вот здесь, у задней стены дворца.
Голос Барнабаса проникает сквозь ткань и окатывает меня холодом.
— А как же твое заклинание? Оно больше не работает? — спрашивает Энсель.
По голосу Барнабаса слышно, что он улыбается.
— Почему же, работает. Но я нашел лазейку. Ни одно существо, желающее городу зла, не может войти в ворота или преодолеть городскую стену. Вот стену-то я и разрушил.
Теперь все ясно. Он говорит о той безудержной шипастой лозе. Месяц за, месяцем она разрушала стену позади дворца. Вот почему Барнабас запретил мне рассматривать растение.
— Прекрасно! Ты уверен, что там не будет охраны? — спрашивает Энсель.
— Абсолютно уверен. Они даже перестали выставлять у пролома караульных. Лес возле стены такой густой, что ни один путник не забредет.
— А мы как проберемся? — спрашивает Энсель с ноткой раздражения.
Барнабас хмыкает.
— Так ведь обычные путешественники не умеют сводить лес одним заклинанием. А я владею магией стихий и могу ускорить или замедлить рост, да так, что он пойдет в обратную сторону.
Энсель гогочет.
— Так ты просто сведешь все деревья на нашем пути?
— Вот именно. В ближайшее время я заполучу новую магическую энергию, так что все будет просто.
Хлопок ладони по плечу эхом отдается у меня ушах.
— Ты отличный союзник, Барнабас. Напомни, чтобы я никогда с тобой не ссорился. Твое здоровье!
На стене палатки тени мужчин поднимают стаканы. Меня сейчас стошнит. Я взлетаю прямиком на утес. Пусть глядят, кому охота. Полечу прямо на восток, в Брайр. Меня не догонят, даже верхом.
Такие новости не могут ждать.
День семьдесят третий
На заре я подлетаю к Брайру и прячусь в лесу. Места, по которым я когда-то бродила, сохранились на удивление хорошо.
