Викториана похоронили с почестями, как героя. Он, в конце-то концов, ничего не подозревал о махинациях собственной жены и до конца слепо шел у нее на поводу.
Пришедшая навестить Эридана в больницу Троя поведала о страданиях Даррия. Когда разжалованному принцу рассказали, что любимая Беллатрисса мало того что не женщина, так еще и герцог Тарфолд, несчастный решил, что больше в Двадцати Королевствах оставаться не намерен. После действий своей матери он считал, что власть не для него, и больше ни мгновения не собирался оставаться в родных землях.
Троя лично переправила его во Внешний мир, под крыло к Лепрезу. Там артефактор и Карина пообещали приглядеть за принцем, и если вдруг что, сразу выдавать ему кармические подзатыльники. Наделенная даром мщения Карина даже ручки потерла в предвкушении.
Пушистика Даррий тоже забрал с собой, тем более кот неожиданно решил признать в нем если не хозяина, то товарища, пострадавшего от действий Фердинанда.
В остальном события развивались вполне своим чередом. Керенийский дворец уже начали отстраивать, только теперь непонятно для кого. Из-за отказа Глеба от трона вся придворная знать роптала и готовилась к процедуре, завещанной еще Артаксаром, – к выборам нового короля. Уже выдвигались первые кандидатуры, однако обычный народ, которому предстояло выбирать, ни одного из кандидатов всерьез пока не рассматривал.
Через неделю Эридан смог встать и впервые пройтись по опустевшим коридорам родной Академии.
Герцог, потерявший свое герцогство.
Теперь он был практически никем. Выполняя долг, возложенный на его род, он сгубил и потерял все.
Дойдя до своего кабинета, он приподнял гобелен, скрывающий вход, активировал тайную дверь и зашел внутрь. Устало опустившись на холодную поверхность кожаного дивана, впервые задумался о своей дальнейшей судьбе. Как жить дальше, он не представлял. Без «орлиного ока», с которым за век почти сросся воедино, он ощущал себя инвалидом, у которого отняли спасительную трость. И даже восстановление второго глаза не радовало.
Беспокоила и судьба Академии, даже если Агата разрешит ее сохранить, то после произошедшего скандала выпускники заведения стали никому не нужны в Двадцати Королевствах.
Эридан давно видел, что к этому шло. Во времена Артаксара фрейлины и телохранители успешно могли отражать угрозы от своих правителей. Но теперь, когда систему сломали изнутри, вряд ли короли и королевы захотят видеть в рядах своей охраны гипотетических лазутчиков и предателей.
От грустных мыслей отвлек магический вызов Глеба. Не торопясь, герцог встал и телепортировался.
Зельевар обнаружился в своей лаборатории. Он складывал многочисленные склянки и колбы в огромный чемодан, явно собираясь вслед за всеми покинуть альма-матер.
– Зачем звал? – с хрипотцой в голосе поинтересовался Эридан.
– Хочу уехать до конца месяца. Мне необходимо многое обдумать.
Герцог пожал плечами, всем видом показывая, что ему безразличны планы зельевара.
– Куда направишься? В Фердинарию? – просто ради вежливости уточнил он.
Магистра при упоминании наследного королевства передернуло.
– Ноги моей там не будет, – бросил он. – Но позвал тебя я сюда как раз из-за него. Мне нужна твоя помощь.
Тарфолд скрестил на груди руки, всем видом показывая, что внимательно слушает.
– Совет двух королевств требует от меня назначения наместника, если я сам не хочу решать вопросы. Я попросил Филония, но он отказался, сославшись на плохое здоровье. Я же думаю, так он хочет уговорить меня пересмотреть свое решение. Поэтому я пришел к тебе. У меня нет больше кандидатур, способных управиться с такой задачей.
– А как же Троя? Она вполне авторитетна и справилась бы.
– Мне слишком дороги ее нервы.
– А мои, значит, ты не жалеешь? – заломив бровь, огрызнулся Тарфолд.
– Твои выдержат. Тем более тебе самому это нужно. Ты же зачахнешь здесь в этом подземелье, оплакивая прошлое.
Герцог не стал спорить. Глеб был на сто процентов прав, без дела Эридан закопает сам себя в гроб.
– Я согласен, но только до момента избрания официального короля. До тех пор ты принц Фердинарский, наследник двух королевств.
Лицо магистра исказилось болезненной гримасой.
– Еще раз услышу этот титул – и отравлю того, кто его произнес, – без шуток пригрозил он.
