Получив на руки десять перетянутых бумажными лентами пачек, я даже не стал пересчитывать купюры, всячески демонстрируя, что доверяю такому солидному человеку, как Чарский. Неплохой подарок к моему дню рождения. Как-никак, по советскому паспорту я родился 18 апреля, так что мой первый день рождения в этом мире мы с Валей справили как раз перед моим отъездом в Москву.
Чарский попросил не афишировать наличие у меня такой суммы. Мол, расчёт в обход закона, вместо налогов государство получает шиш с маслом, поэтому, если в соответствующих органах узнают о нашей сделке, проблем не миновать. Мне ничего другого не оставалось, как клятвенно пообещать о деньгах не распространяться.
Прежде чем мы отправились регистрировать авторские права, я попросил решить вопрос с композицией «Искала». Пояснил, что очень хочется услышать то звучание, на которое я рассчитывал. Прежде всего правильное музыкальное сопровождение. «Как у Земфиры», – мысленно добавил я.
– А давайте я сейчас Павла наберу, может, и договоримся по-быстрому.
Чарский поднял трубку телефона, выполненного в стиле начала века, с позолоченными рычажками. Вот только позолоченный наборный диск намекал, что это хотя и дорогая копия, но всё же новодел.
– Паша, здравствуй, дорогой. Узнал? Да, я. Просьба к тебе одна. Наш общий знакомый Сергей Андреевич привёз песни для Инги, но мы хотели бы одну вещь прослушать сегодня в аранжировке. Ты как, можешь своих ребят собрать? Нет? А что такое? Всё ещё на гастролях? Жаль, мы на тебя рассчитывали. Ну ладно, бывай.
Анатолий Авдеевич опустил трубку на рычажки и задумчиво обхватил пальцами чисто выбритый подбородок.
– Так-так-так… Что же такое придумать-то? Жоре, что ли, позвонить…
– Что за Жора?
– Жора Гаранян, который руководит ансамблем «Мелодия». Он у меня одну вещицу заказывал, на неделе мне её привезли, как раз будет повод её отдать, а заодно попросить о небольшой услуге.
Об ансамбле «Мелодия» под управлением Гараняна я слышал в будущем, например, что он состоял при одно имённой фирме грамзаписи. А значит, это уже знак качества. Почему бы и не попробовать? Об этом я и сказал Чарскому.
– Прекрасно, звоню Жоре… Алло, Георгий Арамович, здравствуй, дорогой! Узнал?
Да уж, отец всё ещё что-то наигрывавшей на рояле Инги не был оригинален в плане звонков.
– Помнишь, ты меня просил кое-что достать? Да-да, привезли… Да не за что. Нет, давай лучше я к тебе. Вернее, мы с Ингой и одним автором-песенником. Сергей Губернский, слышал о таком? Вот-вот, именно он. У нас с аранжировкой проблема, хотели бы одну песню прогнать с помощью твоих музыкантов… Ноты? Нет, ноты мы не забудем… Давай часа через полтора-два, а то нам ещё в одно место нужно заехать. Куда нам подъезжать? Ага. Пишу… Ну всё, до встречи.
– Я так понял, договорились? – поинтересовался я, когда Чарский закончил разговаривать с Гараняном.
– Да, всё хорошо, нас ждут через два часа. У них как раз репетиция закончится, ребята задержатся ради нас. Успеем? Инга, одевайся. Ноты не забудь. А я пока упакую вещицу для Жоры…
На Карамышевскую набережную, где при одноимённой студии грамзаписи базировался ансамбль «Мелодия», мы приехали даже чуть раньше оговорённого времени. Чарский, сидя за рулём точно такого же «мерседеса», на котором передвигался главный герой фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой», кинул взгляд на циферблат «ролекса»:
– Время без четверти. Думаю, ждать ровно до четырёх смысла нет, может, они уже и закончили репетировать.
Я, как кавалер, галантно помог Инге выйти из салона. Чарский, зажимая под мышкой продолговатый кофр, двинулся первым. На проходной нас встретил сам Гаранян. Во всяком случае, я так понял после приветственных слов Анатолия Авдеевича. Известный джазовый музыкант поцеловал ручку Инге, а на меня кинул заинтересованный взгляд сквозь большие линзы очков в роговой оправе:
– Вы и есть тот самый Губернский? Очень приятно познакомиться. А мы как раз планируем помочь «Весёлым ребятам» записать новую пластинку, в том числе с вашими песнями. Пойдёмте в студию, пока музыканты ещё не разошлись.
– Погоди, Жора, вот, возьми то, что заказывал.
Чарский щёлкнул замочками, открывая кофр, и я увидел, что в нём лежит какой-то духовой музыкальный инструмент, похожий на навороченный кларнет. Причём, судя по чуть заметным признакам, уже побывавший в употреблении. Тем не менее глаза Гараняна тут же заблестели, и он осторожно взял в руки инструмент.
– Он самый, сопрановый саксофон из коллекции Сиднея Беше, – довольно ухмыльнулся Анатолий Авдеевич.
Мне и название инструмента, и какой-то Сидней Беше ни о чём не говорили. Но если Георгий Арамович с такой любовью смотрел на эту вещь, значит, она того стоила. Затем, словно о чём-то вспомнив, он принялся шарить по карманам. Но Чарский его остановил:
