онучами. Маша первая меня заметила и важно заявила, показывая обнову:
- Вишь какие!
Мое появление вызвало переполох, но если Настя и Ксения просто поднялись и сделали книксен, а Анисим степенно поклонился, то Авдотья просто бухнулась в ноги. Не обращая внимания на переполох я подошел и, взяв на руки Машку и придирчиво осмотрел ее приобретение.
- Ну, что же, обувка знатная, а то негоже в моем тереме босячками ходить. А тебе Глаша нравится? Вот и умница, а ты бы Дуня встала, полы тут вроде мытые.
Пока сконфуженная Авдотья поднималась, я выразительно посмотрел на сотника и тот, от природы будучи человеком сообразительным, сразу засобирался. Настя так же припомнила что у нее есть дела и вышла, захватив с собой Дуню и обеих девочек.
- Настенька, будь любезна и Глашу с Дуней приоденьте, а то как-то и неприлично в моем доме-то, - сказал я ей в спину.
Когда все вышли, я подошел к царевне и взяв ее за руку тихо проговорил:
- Ну, что же, Ксения Борисовна, я свое слово сдержал, нашел твою Марьюшку.... Подожди, не благодари. Ты мне скажи, а что теперь будем делать? Ищут уже и тебя и дочь твою, и жизни вам и обоим и поврозь спокойной не дадут. Так что надо что-то придумать.
- Ох, герцог, а что тут думать. Я хотела всего лишь кровиночку свою увидеть прежде чем в затвор уйти. Спасибо тебе, ты мне не только увидеть ее дал, но и приласкать напоследок. Авдотья любит ее как свою, не даст пропасть. У меня денег малая толика осталась, отдам им, а сама в монастырь.
- Не даст пропасть? Ну-ну, видела бы ты царевна отца Мелентия который их искал такого бы не сказала. От него не то что Дуня, и я бы без божьей помощи девочку не защитил. Есть у меня одна идея как Машеньку спасти. Я здесь все одно не останусь, вернусь в Швецию или к себе в Мекленбург. Могу ее с собой забрать, человек я не бедный могу дать ей и воспитание и приданное приличное. Если о ее происхождении не узнают, а я о том никому не скажу, то будет жить она будет спокойно и счастливо, и никакой отец Мелентий до нее не доберется. Что скажешь Ксения Борисовна?
- Спаси тебя пресвятая Богородица за доброту твою, а только ведь ей на чужбине веру придется чужую принять?
- Лютеране такие же люди, как и вы, также живут, любят, ненавидят.
- И то верно, но что ты от меня хочешь?
- Спросить хочу, а ты поедешь?
- Эх, Иван Жигимонтович, герцог великий, а кем ты меня с собой зовешь? Ты ведь человек женатый, а все-таки царевна. Кем я там буду, любовницей твоей? Нет уж, хватит с меня одного позора, лучше в монастырь! Спасибо тебе что ты о плоде моего греха печешься, а со своим ты что делать будешь?
- О чем ты?
- Беда с вами с мужиками, все видите кроме того что у вас под носом, Настя твоя, спрашиваю, когда родит чего делать будешь? Принцессу Катарину свою радовать побежишь, вон я какой, дескать, плодовитый?
Сказанное царевной не сразу дошло до того места где у нормальных людей бывает мозг. Когда, наконец, я понял что именно сказала мне царевна и припомнил странное в последнее время поведение Насти, ноги мои подкосились, и я плюхнулся на лавку.
- Боже мой...
- Гляди-ка, о боге вспомнил, - вздохнула Ксения, - вот и мне о боге помнить надобно и суде страшном. Пойди к ней, поговори, успокой, а то мается...
Увы, поговорить с Настей, мне было не суждено. Во дворе раздавался какой-то шум и вскоре к нам поднялся до крайности обеспокоенный Анисим.
- Герцог-батюшка, от Пожарского гонец, князь просит немедля со всеми силами подойти к Боровицким воротам.
- А что там стряслось?
- Не ведаю, однако Дмитрий Михайлович зря просить не станет, так что я велел коней седлать.
- Тогда по коням!
Уже вскочив в седло, я обернулся к своему терему и увидел стоящую на крыльце Настю. Почему-то от вида девушки защемило сердце, захотелось все бросить, соскочить с коня, побежать к ней, прижать к груди и не отпускать.... Но вместо этого я лишь улыбнулся и помахал ей рукой. Ответила ли она мне или нет, я уже не видел, погнав коня со двора вскачь, и слыша как за мной двинулись мои драбанты.
Пожарский и Трубецкой встретили меня у ворот вместе с прочими воеводами, среди которых я с удивлением заметил
