пана Мухи-Михальского, да и у вас наверняка есть знакомые, с которыми лучше не встречаться.
-- Это ты верно говоришь, не стоило, но разве у нас был выбор? -- отозвался я. -- И не зови меня "высочеством", достаточно будет "господин фон Кирхер", а то услышит кто ненароком. Да, у меня есть немало "поклонников" в Речи Посполитой, но вряд ли они меня узнают в этом обличье. Тоже можно сказать и о тебе -- будь ты шляхтичем, тебя бы запомнили, а так ты для этих надутых индюков пустое место, что нам только на руку. Поправляйся, а я тем временем все подготовлю, и мы отправимся дальше.
-- Вы не бросите меня?
-- Нет, не брошу. Одному мне будет непросто выбраться, так что ты мне нужен не меньше, чем я тебе. Ну все, мне пора, а ты выздоравливай.
Монахи с первого взгляда опознали во мне лютеранина и смотрели не слишком любезно, однако когда я пожертвовал им несколько серебряных монет, моментально переменились и пообещали ходить за Казимиром со всем возможным тщанием.
После лазарета я вернулся в дом пана Храповицкого, коего застал в совершенно меланхоличном состоянии.
-- Что с вами, пан Якуб? -- спросил я его. -- Неужели какая-то местная красотка лишила вас жизнерадостности?
-- О, это вы, Иоганн, наслышан о ваших успехах! Вы правы и неправы одновременно, мой друг.
-- Как это?
-- Очень просто, вы неправы, предполагая, что я могу увлечься местными, с позволения сказать, красавицами. Однако вы правильно поняли, что я грущу из-за женщины.
-- И кто же та прекрасная панна, похитившая ваше сердце?
-- Вы должны ее знать, если служили у пана Остророга.
-- Вы меня интригуете, друг мой, я помню все пушки досточтимого Познанского воеводы, но, увы мне, мало знаком с окружавшими его дамами. Хотя... святая пятница, а не прекрасная ли панна Марыся причина вашего несчастия?
-- А вы знакомы?
-- Ну, я не назвал бы это знакомством, панна Марыся вряд ли обратила на меня внимания больше, чем на какой-нибудь подсвечник, освещающий ей путь. Да и то, я думаю, у подсвечника больше шансов привлечь интерес прекрасной панны.
-- О, как вы правы, Иоганн, это не женщина, это статуя, холодная и прекрасная.
-- Постойте, я покинул пана воеводу и не помню хорошенько всех деталей, однако разве ее не выдали замуж?
-- О, вы и это знаете, и это вторая причина моей грусти. Ее выдали замуж за моего двоюродного брата, и скоро они будут здесь.
-- Здесь?
-- Ну да, мой кузен получил должность Смоленского каштеляна и скоро прибудет со всей семьей.
-- Весьма вам сочувствую, дружище, хотя, может, оно и к лучшему? Пути господни неисповедимы, а уж образ мыслей женщин, да еще таких красивых, и вовсе непостижим. Возможно, все переменится и предмет вашего обожания посмотрит на вас более благосклонно.
-- Ваши бы слова да богу в уши, дорогой Иоганн.
-- Говорят, у московитов есть такая поговорка: "На бога надейся, а сам не плошай".
-- Что вы имеете в виду?
-- Боже мой, пан Якуб, мне ли учить вас галантности? Подарите даме какую-нибудь милую безделушку, осыпьте ее путь цветами, сочините сонет в ее честь! Держу пари, что ваши старания не останутся незамеченными.
-- Вы полагаете?
-- Я знаю, друг мой.
-- Но откуда вы можете это знать, вы ведь так молоды?
-- Разумеется, я молод, что мне было бы с этих познаний, будь я стар? Такого рода знания как раз в молодости и необходимы, а в старости все иначе. Безделушка должна быть не милой, а дорогой. Вместо цветов устилать путь придется отрезами шелка, а вместо сонета сочинять завещание.
-- Боже мой, какой вы циник!
-- Я циник? Да ничуть, просто я реалист. Кстати, а что за человек ваш кузен? Он молод, красив и богат?
-- Ну, он действительно богат, хотя и не слишком молод. Не могу сказать, красив или нет, мне неведомы каноны мужской красоты, но в молодости многие дамы были от него без ума.
-- И как его зовут?
