– Алевтина, – вздохнула куратор, – вы ведь понимаете, что господин Бышков совершил преступление, которое ему вменяется? А тот факт, что кто-то, скажем так, содействовал в формировании его преступного умысла, сам по себе не освобождает Алессандро от обвинения.
– Понимаю, – кивнула я для поддержания беседы.
В тоне госпожи Громовой больше не звучали обреченно усталые нотки. Кажется, ей пришел в голову какой-то план. Или, скорее, она выстраивала план защиты прямо по ходу разговора.
– Постойте, – потребовала она, что-то торопливо записывая. Подняла голову от бумаг и спросила: – Алевтина, вы уверены, что в парке в тот момент больше никого не было?
– Я никого не видела, – честно сказала я и поежилась, вспомнив ужас той ночи. Да тогда каждый шорох звучал как гром!
– Превосходно! – чему-то обрадовалась госпожа Громова. – Вы никому больше не рассказывали об увиденном?
– Нет! – твердо ответила я. – Только вам и господину Бышкову. Но нас никто не слышал, это точно!
– Превосходно, – еще раз повторила она и на мгновение смежила веки. – Алевтина, можете отдыхать. Стэнли напоит вас чаем. И, полагаю, у нас найдется что-нибудь перекусить.
– Да, госпожа Громова! – Я встала. Хоть слова куратора звучали вежливо, по сути это был приказ. Но все же не выдержала: – А… Вы что-то придумали, да?
Она негромко рассмеялась.
– Разумеется, – и добавила загадочно: – Запомните, любого свидетеля можно поймать, если он говорит о том, чего в действительности не видел. Только, к сожалению, далеко не всегда этого достаточно для снятия обвинения. Но, надеюсь, нам это удастся.
– Ясно, – сказала я, так ничего и не поняв.
Ужасно хотелось расспросить куратора подробнее, но ясно было, что ничего она не скажет.
Так что, вздохнув, я отправилась на кухню…
А там уже хлопотал Стэн, и при виде атлетически сложенного секретаря в белом поварском переднике я хихикнула.
– Алевтина? – Он бросил взгляд через плечо и кивком указал на стул. – Присаживайтесь.
– Спасибо! – чинно сказала я.
Здесь, среди запахов ванили, корицы и лимонной цедры, меня наконец отпустила тревога и нервная дрожь. И, обняв руками исходящую паром чашку, я смаковала неожиданное ощущение тепла и уюта…
Стэн, скинув фартук, устроился напротив и принялся уплетать бутерброды.
– Вы очень вкусно готовите! – похвалила я, изо всех сил стараясь не чавкать.
Мы до сих пор были на «вы», и, кажется, Стэна это совершенно не напрягало.
– Благодарю! – совершенно с той же интонацией, что и госпожа Громова, откликнулся он и аккуратно промокнул губы салфеткой.
Едва я успела допить чай, как в дверях появилась сама начальница.
– Надеюсь, вы оправились от волнения? – поинтересовалась она у меня, скользнув взглядом по сразу подобравшемуся секретарю. Вот уж кому подходило выражение «есть глазами начальство»!
– Да, спасибо! – Я подавила желание вскочить.
– Полагаю, тогда мы можем ехать. – Госпожа Громова благосклонно кивнула Стэну, между прочим вручившему ей бутерброд.
– Куда? – осмелилась поинтересоваться я.
– В райотдел, разумеется! – подняла тонкие брови госпожа Громова. – А заодно по дороге заглянем кое-куда.
И с непередаваемым изяществом куснула бутерброд. Как, ну как ей это удается?!
Честно говоря, смысл вояжа по городу от меня ускользал.
Сначала мы заглянули в небольшой особнячок в тихом пригороде, а потом вообще демобиль остановился у старой полуразрушенной башни, вокруг которой все поросло наперстянкой.
– Алевтина, подождите здесь! – велела куратор и, чуть приподняв юбку, отправилась на штурм этого реликта фортификации.
Вернулась она примерно через полчаса, судя по играющей на губах улыбке, вполне довольная собой.
– Госпожа Громова, а можно мне узнать, что мы тут делаем? – спросила я с легкой обидой.
Ну к чему эта таинственность?!
