верно?
Сила послушно дрогнула, потекла от плеч и локтей ниже, к кистям и пальцам. Тепло копилось в кончиках, набухало готовыми распуститься огненными почками, но Молли не давала ему воли.
Как же мало она знает, как же мало умеет!.. Как учила госпожа Старшая, не одной лишь силой воли управляют магией, есть множество иных форм. Писали ведь особые заклятия особым же письмом, «чрътами и р?зами»[7], и вообще особыми рунами. И травы были, и камни, и корни, и кости…
Одной волей можно сотворить многое. Многое, но не всё.
Молли не могла сделаться в единый миг силачкой, способной гнуть толстые шкворни. Не могла приказать железному стрежню – ну-ка, завяжись узлом! Много чего она не могла, но уж что могла – делала хорошо.
Тепло потекло с рук в холодное мёртвое железо, и стальной шкворень стал раскаляться.
Молли словно со стороны видела, как стержень начинает краснеть. Ладони её, однако, не ощущали ничего, кроме лишь приятного покалывания.
Алое расползалось от её рук, возле самых ладоней появилось уже и белое.
Пора.
Она с усилием приподняла шкворень с кронштейнов. Тяжёлый, зараза!.. Запыхтев от натуги, потянула на себя концы; они дрогнули и начали сближаться. Удерживать стержень на весу едва получалось, Молли казалось, что мускулы сейчас начнут лопаться.
И всё-таки она его согнула. И не просто согнула, нет! – свела с перехлёстом, так, что получилось нечто вроде петли.
Выдохнула и, не в силах удерживать больше, с грохотом уронила железо на пол. Ладони начинало жечь, словно они с опозданием почувствовали источаемый ими жар.
Кажется… кажется, она отдала слишком много…
Голова закружилась. Молли кое-как плюхнулась обратно на табурет, потому что ряды амфитеатра и разодетые пэры с их спутницами уже начинали сливаться в один сплошной хоровод.
Держись. Держись. Держись, слышишь?!
– По-моему, этого достаточно! – услыхала она резкий голос Спенсера. – Чего вам ещё, Дорсет?
– О, мы ведь только начинаем, мой юный друг Джонатан, мы только начинаем!
Маркиз отнюдь не казался сильно старше графа, но в словах его крылось настоящее оскорбление.
– Вы её убьёте, неужели не понятно?! – Спенсер сорвался на крик. – Она не выдержит, вспыхнет – и что тогда случится со всеми вами?! У вас же ничего не готово! Сгорите вместе с нею! Почему вы вообще устроили это здесь?!
– Терпение, дорогой граф, терпение, – хладнокровно отозвался Дорсет. – Вы же так расхвалили нам вашу подопечную, так расхвалили!..
– Но это опасно! – выкрикнул Спенсер. – Просто опасно!.. Она может не удержаться, и…
– И всё пропадёт даром, такая сила? – вкрадчиво поинтересовался маркиз. – Прошу вас, дорогой Джонатан, держите себя в руках. Возможно, вы слишком много времени провели в северных лесах и не в курсе, что мы здесь, в Королевстве, тоже не сидели сложа руки. А теперь, друг мой, пожалуйста, будьте так любезны, не мешайте нам.
Последнее было сказано ледяным, твёрдым, уверенным тоном, тоном человека, который тоже умеет стоять до конца.
Молли затаила дыхание.
Спенсер, замерший, словно перед броском, тускло поблёскивает полувыдвинутый из трости клинок; и могучий бородач Дорсет, который смотрелся бы куда более уместно где-нибудь за Карн Дредом, в touloupe на плечах и с топором за опояской.
– Спокойно, спокойно, джентльмены, – вступил и хозяин Найт-холла. – Сядьте, граф, будьте так добры. Вы, маркиз, продолжайте, не стоит отвлекаться.
– Разумеется, любезный лорд Перегрин, – тотчас кивнул Дорсет. – Мисс Моллинэр? Вы можете продолжать?
Голова медленно переставала кружиться.
– Мы поставим уже знакомые вам камеры, – продолжал маркиз. – Ошибки не должно быть.
Какой ошибки? О чём он вообще говорит?
По рельсам подкатили массивные камеры полированного дерева, с начищенной бронзой; уставились буркалы объективов, сверкнули линзы.
– Третье и последнее задание, мисс Моллинэр, – объявил Дорсет. – Очень простое.
– К-какое? – хрипло спросила Молли, облизнув пересохшие губы. Смертельно хотелось пить.
