– Необычно, правда?
На аватаре появились линии вдоль бровей, выражающие озабоченность.
– Это просто исключительно. Мне нужно еще раз проверить результаты последних анализов.
Еще один симптом? Сознание, что уверенность Шмидта в своих силах могла быть вызвана безмозглым вирусом, было глубоко оскорбительно.
Или это тоже было чрезмерной эмоциональной реакцией?
Как бы там ни было, бурная радость зачахла, и Шмидт понял, что тщится объяснить:
– В первый раз с тех пор, как ты сказал мне о вирусе, я почувствовал себя…
– Непобедимым?
Не успел Череп ответить, как его одолел новый приступ кашля, и весь подбородок оказался в пятнах крови. Приступы теперь случались чаще. К счастью, уже через полминуты он прошел. Капли слюны, смешанной с красным, были слишком хорошо видны. Но, не успел Шмидт вытереть рот, как глаза его расширились от новой боли. В груди жгло, а горло раздулось, как будто его душили.
Сначала Череп ударился об стол, потом качнулся к доктору. Руки андроида поддержали его. Впервые Череп принял помощь. Он даже позволил андроиду усадить себя в кресло. Потом Зола молча отодвинулся.
Еще более удивительно было, что Шмидт потянул его обратно. Череп пристально смотрел, но не на лицо, а в линзы камер, за которыми, как он знал, на самом деле находится мозг андроида.
– Арним, как далеко бы ты зашел, чтобы сохранить себе жизнь? Не казалось ли тебе, что и тут есть предел?
– Лучший индикатор поведения в будущем – это поведение в прошлом. Вы знаете, что я мог бы перенести шаблоны своей мозговой активности в человеческое тело, как вы. Но я выбрал гораздо более прочную и долговечную форму, чтобы мне легче было, выражаясь вашими словами, сохранять себе жизнь. Если здесь для меня есть какой-то предел, мне еще предстоит с ним столкнуться.
Удовлетворенный, Шмидт отпустил его.
– Тогда в этом мы одинаковы. – Негнущимися пальцами он стянул перчатки. – Нет такого преступления против мира или самого себя, которого я не совершил бы ради поддержания собственного существования. – Его голова опустилась. Секунду он не был уверен, почему смотрит на огонь – специально, или просто у него нет сил поднять голову. – Но все равно, я должен признаться, что эта боль была… уникальной.
– Уникальной, – повторил Зола. – По характеру или по силе?
Знакомый шум и пощелкивание сказали Иоганну, что Зола обращается к своему медицинскому оборудованию за последними результатами анализов.
Череп сжал то, что осталось от его губ.
– И то и другое.
– Вы не будете первым, кто верит, что есть вещи хуже смерти.
Это была легкая болтовня в исполнении Зола. Видимо, на анализ данных потребовалось больше времени, чем полагал Череп. Уверенный, что узнает любую новую информацию сразу, как только она появится, Иоганн не видел причины не поучаствовать в беседе для развлечения.
– Ты не понял. Смерть не лучше и не хуже, она ничто. А боль, с другой стороны, может стимулировать.
– Тогда, может быть, ваша боль стимулировала вас понять, почему более слабое создание может предпочесть смерть страданию?
К чему он вел? Он все еще считал, что их план может провалиться? Или подготавливал босса к концу?
Шмидт схватился за подлокотники кресла и провел по ним руками.
– Симпатии к слабым? Нет. Более абстрактное осознание? И даже не оно. Просто я удивлен, что мне придется испытать все крайности, которые может предложить это тело. – Он вцепился в подлокотники так сильно, что на тыльной стороне ладоней выступили вены. – Даже если я превращусь в трясущееся желе, способное только испытывать боль, мой гнев поддержит меня до последнего. И даже после того.
Зола отошел от своего оборудования.
– Это очень удачно для вас. Я уже объяснял, как вирус путешествует по нервной системе вместо кровотока, где антитела могли бы атаковать его. С одной стороны, хотя приступы еще будут, ваши жизненно важные органы окажутся атакованы в последнюю очередь. Однако тесты подтверждают, что боль скоро усилится.
– Усилится?
