послов, которые молят нас о помощи?
– Теперь уже вы меня удивили, – склонил голову понтифик, признавая свою неосведомленность. – Мне казалось, что он сперва припадет к ногам викария Христа, а потом, осененный нашим благословением, отправится просить помощи у вас.
– В душе эти новообращенные христиане еще не забыли своих идолищ, – скривился эрцканцлер, впервые открыто подав голос. Правда, с разрешения императрицы-матери, жестом разрешившей ему говорить. – Они еще не научились, как должно почитать Господа нашего и его наместника на земле. Вот их дети будут гораздо более смиренными перед крестом и теми, кто носит его как знак своего духовного сана.
– Оставьте это, Виллигиз, – с прорвавшимся раздражением отмахнулся от эрцканцлера понтифик. – Чего именно просит Свен? Просит у Священной Римской империи, с которой не так давно воевал в союзе с теми самыми венедами. Похоже, он в отчаянии.
– Войск и особенно кораблей, – ответил архиепископ Майнца. – Результат морского сражения у Роскильде уже разлетелся по всем странам. И да, король Дании в отчаянии, поэтому готов принести вассальную присягу императору Оттону III.
– Но что решите вы, императрица? – со всем почтением спросил у Феофано Иоанн XV.
– Мы поможем… нашему вассалу, герцогу Свену Датскому. Защитим его владения на материке. Наши войска усилят те, которые верны ему. Но кораблей он не получит. Флот северных язычников слишком силен, империя не видит причин рисковать.
Понтифик кивнул, принимая сказанное императрицей-матерью. Как то, против чего совершенно не возражал. До поры до времени он собирался изображать трогательное и благостное единение власти светской и духовной. Меж тем Феофано еще не закончила.
– Отправьте доверенных людей в Польшу. Пусть они от вашего имени убедят князя Мешко, что церковь не оставит того, кто обнажит меч во имя истинной веры. А мой сын, император Оттон Третий, поможет войском против дикарей, осмеливающихся разорять христианские земли и отвергших свет истины. Вы лучше знаете, как это сделать.
– Я сделаю все, что от меня зависит. Рим и весь Патримоний святого Петра верны вам, императрица. Вам и вашему сыну. Особенно теперь…
Теперь, это после разгрома и изгнания Кресцентиев и их сторонников. Впрочем, последнее не было сказано вслух, потому как и так все всё понимали.
Разговор не был окончен. Просто теперь императрица-мать Феофано почти не принимала в нем участия. Да и Иоанн XV немного расслабился, ведь разговор с эрцканцлером был куда легче. Он был всего лишь духовным лицом, архиепископом, а значит, в определенной мере подвластным Святому Престолу, несмотря на должность при имперском дворе.
Обсуждалось разное. Количество золота, которым Святой Престол должен был поддержать Польшу. Планы насчет того, каким образом, где и когда лучше провести вассальную присягу Свена Датского, иные, не менее важные вопросы. И понтифику приходилось тщательно следить за собой, ведь Феофано внимательно наблюдала. А в умении византийки делать выводы, казалось бы, из мельчайших наблюдений сомневаться не приходилось. Сомневающиеся были, но все они проиграли ей в борьбе сначала за влияние на Оттона II, затем в схватке за пост регента. Ну и теперь тоже проигрывали, потому как она правила империей от лица сына и, не случись чего-то непоправимого, продолжит править и по достижении им совершеннолетия. Ведь юный император был… слаб духом и склонен более к аскетизму и делам духовным, нежели мирским, что подобают правителю великой империи.
Впрочем, Джованни ди Галлина Альба притворяться умел чуть ли не в совершенстве, ведь иначе не поднялся бы по духовной лестнице до самой ее вершины и не сохранял бы это положение вот уже не первый год. И тем более не добился бы победы почти над всеми своими врагами и соперниками. Кроме последнего… последней.
И все-таки Папа был доволен. Особенно это проявилось тогда, когда столь важные гости покинули Ватикан. Только тогда он позволил себе сбросить маску, высказавшись в присутствии лишь одного ди Торрино, который точно не стал бы болтать:
– Я сделал все, что мог. Бог не оставит своего наместника на земле.
– Надеетесь на бога, ваше святейшество? – улыбка вовсе не красила изуродованное лицо ди Торрино. – Никого из убитых мной молитвы не спасли.
Да, именно такой начальник личной охраны и требовался понтифику. И не столько для ощущения безопасности, сколько для того, чтобы можно было советоваться с умным и решительным человеком, к тому же не склонным к религиозному фанатизму или всяким там «молитвенным экстазам». Вот взять покойного Майоля Клюнийского: всем был хорош старик, кроме своей истовой веры, которая его и погубила.
Ну, Джованни ди Торрино это явно не угрожает. Если поискать религиозность в его душе, проведя белоснежной тканью по самым укромным ее уголкам… может, пара пятен на ткани и появится. Не больше. Подойдя к столу и перебирая различные бумаги, важные и не слишком, понтифик произнес:
