кабинета. – Я ведь так понимаю, что поляк до последнего момента старался не выдать своего местоположения, именно поэтому и погиб под колёсами машины Брайта. Если бы и был отдыхающий, он бы успел отскочить. Да и какой сейчас отдых, страда вокруг, вспашка и посевы… Вольнонаёмный Брайт! – вставая, рыкнул особист.
– Я! – машинально вытянулся я.
– От командования отдельного автомобильного батальона выношу вам благодарность.
– Есть! – заулыбавшись, ответил я.
– Но правила дорожного движения всё же выучишь, и товарищ техник-интендант за этим проследит.
– Есть, – повторил я, но уже уныло.
Особист ушёл, а мы с Кравцовым продолжили с бумагами. Потом я сдал машину, Авдеев нашёл на кабине пару царапин, за которые мне дали втык, но тут я отмазался, мол, за диверсантом охотился, гоняя его по кустам. Бочку тоже сдал, завсклад, когда мне её выдавал, напомнил об этом раза три. Правда, бензина в ней уже не было. Там литров пятьдесят оставалось, слил в три двадцатилитровые канистры, что купил на пути к Житомиру у одного водителя. Канистры в Союзе были дефицитом, но я всё же смог их достать, переплатив чуть ли не в два раза. Всю наличку на это пустил, но смог, а так я их прикопал на опушке, неподалёку от схрона в дупле. Опять-таки на будущее. Скоро с бензином начнутся серьёзные напряги, и иметь хоть и небольшой, но свой запас было неплохо.
Потом я проверил, как моя «Маркиза», – мост ей уже сняли, но новый (с разбитой машины) ещё не поставили, сообщил Кравцову, что иду в милицию, насчёт вызова, и покинул территорию автобазы. Конечно же, я думал о причинах этого вызова – узнали, что я «липовый» Брайт? Возможно, но и надежда на сгоревший архив тоже была. Кража у меня точно липовой была, так что вряд ли насчёт неё, да и справку пора было менять на паспорт, может, из-за этого вызвали? Так, менять я его в Москве должен. Действительна эта справка месяц, потом или обновлять её или ехать за паспортом. В общем, посмотрим. Хм, а ведь тот профессор Брайт стал известен после восьмидесятых годов прошлого века, значит, такая фамилия уже должна быть известна в детдоме, наверняка есть воспитанники, что её имеют. Это поможет мне с адаптацией, ну и для проверки. Я надеюсь на это.
Войдя в здание управления, я подошёл к стойке с дежурным.
– Вы к кому? – поинтересовался он.
– Вызвали, – пожал я плечами.
– Кто вызывал? Фамилия следователя есть?
– Нет. Но это, наверное, по поводу кражи у меня документов, это дело Веселов вёл. Хорошая такая фамилия, запоминающаяся.
– Ожидайте.
Отойдя, я присел на стул, но сидел недолго, минут через пять ко мне вышел сержант и повёл по коридорам куда-то в подвал, там, оказывается, тоже кабинеты были, а я до этого только на втором этаже был, у Веселова. Сотрудник, что встретил меня в кабинете, даже не привстал из-за стола, лишь указал на стул перед собой.
– Вы в курсе, что архив вашего детдома сгорел?
– Вообще-то я об этом говорил Веселову.
– Да? – удивлённо поднял неизвестный милиционер левую бровь. – Мне он об этом не сообщал… Ладно, у вас в детдоме двое Брайтов, но ни одного Романа воспитатели припомнить не могут.
– Вы, небось, директрису спрашивали? – усмехнулся я. – Странно, что она вообще помнит, что детдомом руководит. Ставленница по линии партии, дочь какой-то шишки. Завела моду, коза, давать детям фамилии известных людей.
– Шишки? Хм, хорошо сказал… Ладно, допустим. В общем, не буду ходить вокруг да около, подтвердить твою личность не удалось. По указанному адресу ты не проживаешь, никакого Брайта там не знают.
– Тоже мне удивили. Мне по линии детдома должны были выделить комнату в коммуналке, ну или квартиру, а фонды закончились, вот и предложили тем, кто не собирается жить в Москве, сделать липовые адреса проживания.
– Это же незаконно.
– Так-то оно так, – воздохнул я. – Но мне тогда показалось это удачной идеей. Тем более из детдома я сбежал в пятнадцать лет, работал, и только заглянул однажды, когда исполнилось шестнадцать, получил паспорт, удостоверение шофёра, а комсомольский билет у меня и так был. История, как видите, простая, можно сказать обычная.
– Хорошо, разберёмся. Фамилии и имена воспитателей можешь сказать?
– Только если с конца тридцать девятого года, я тогда сбежал, а когда был пару месяцев назад в детдоме, там, оказывается,
