Со стороны опушки были видны отсветы фар и шум мотора, похоже, водитель «скорую» разворачивал, чтобы вернуться по своим следам, а я прошёл к кустарнику, лег на живот, поморщившись от уколов разного высохшего лесного мусора, и прополз дальше. Разворошив кучу старой прошлогодней листвы, вытащил сидор и, развязав тесёмку, первым делом достал флягу и выхлебал её до дна. Пить очень хотелось. Почти сразу я вскочил и метнулся в сторону. Облегчившись, я вернулся и, вытащив финку из ножен, стал срезать повязку. Делал всё на ощупь, хотя в сидоре и имелся трёхцветный фонарик, но пока привлекать к себе внимание не хотелось, мало ли.
Потом полотенцем стёр следы мази и ещё чего-то, кажется, крови, однако я даже шрамов не обнаружил, все-таки подсветил фонариком, разглядывая себя со всех сторон. Там, где мог. После этого надел костюм сорок первого года. Сверху кожанку, ну и сапоги натянул. Портянки у меня свежие были, запасные в сидоре лежали. Из еды в сидоре лежали пара банок рыбных консервов и галеты из того же сорок первого года, так что, вскрыв одну банку, я достал галеты и стал жадно есть, восполняя силы.
Одной банки и всей пачки галет мне вполне хватило, чтобы насытиться на первое время. Сходив к ручью и наполнив флягу, я вернулся поближе к лагерю. Там в стороне вырыл яму и закопал повязку, замаскировав могилу. После этого, забравшись в кустарник, подложил под голову сидор и спокойно уснул.
Лезть обратно в сорок первый без разведки я не хотел, из огня да в полымя. Завтра весь день буду изучать, что там происходит, нужно ещё подготовиться, те же кусачки по металлу взять, чтобы колючую проволоку перекусывать, ну и продовольствия, а то у меня его мало, в основном оружие. В общем, завтрашний день покажет.
Проснулся я от прямых лучей солнца, умудрившихся прорваться через листву деревьев и кустарника, в котором я спал. Широко зевнув и потянувшись, никаких последствий после тяжёлого ранения я так и не заметил, дотянулся до фляги и попил воды. Осмотревшись, рядом никого не было, умылся и вылез наружу, держа в руках «ТТ». Мало ли.
После привычной каждодневной лёгкой зарядки, разогнав кровь по венам, я оставил сидор в кустарнике, подошёл к порталу и стал осматривать лагерь военнопленных, изредка используя монокуляр, он тоже до этого в сидоре хранился. Жизнь в лагере бурлила, похоже, недавно обед был, я его проспал, так что некоторые ещё что-то жевали. У многих я в руках морковь видел, лук или кочаны капусты.
Изучив лагерь с одной стороны, тут была малая часть, я обошёл и стал рассматривать его с другой. Пять наспех сбитых вышек с пулемётами, одни ворота и палатки за ними, где, похоже, спала охрана лагеря. Что мне не понравилось, на всех вышках станковые пулемёты вроде «максимов», и стояли там явно фронтовики, видимо, не дошли ещё до этих мест те, кто должен охранять пленных. А фронтовики обстрелянные, те ещё спецы.
Фуражек на головах пленных хватало, разные были, особо я на них не обращал внимания, хотя и удивился, чего это командиров держат рядом с красноармейцами. А потом сообразил, что это скорее не лагерь, а пересыльный пункт, именно тут формировали отдельные колонны из командиров и простых бойцов, отправляя каждых своим маршрутом. К тому же я видел, что часто того или иного командира выводят наружу и сопровождают в большую палатку за воротами. Некоторые возвращались, а некоторые нет. За время наблюдения была сформирована колонна из трех десятков пленных командиров, и четверо конвоиров повели их куда-то в сторону железнодорожного переезда.
Так вот, особо на тех, у кого фуражки, я не смотрел, но тут мне показалось, что мелькнула с зелёным верхом, пограничника. Присмотревшись, я уверенно опознал в пленном бойца-пограничника, искренне удивляясь тому, что увидел его. Погранцы, конечно, отдельный род войск, но всё же относились к НКВД, а у немцев был приказ расстреливать на месте, как и комиссаров, поэтому я и удивился наличию этого бойца.
Тот как ориентир позволил рассмотреть ещё погранцов, и даже нескольких бойцов частей НКВД. Все они держались отдельной группкой, подальше от ворот, там, кажется, и раненые были. Сколько точно их было, не скажу, но всего в этой группе я насчитал семнадцать пограничников, шесть бойцов НКВД и двух или трёх раненых. Нет, так-то почти все имели повязки, многие с пятнами крови, но я говорил про тяжёлых, лежачих, за которыми ухаживали.
– Опа-на, Васильев, – радостно удивился я, рассмотрев старшину, что привстал на локте и глядел в сторону ворот. Там ещё раздача шла, рядом стоял котёл с водой.
Это натолкнуло меня на идею поискать ещё знакомцев. Чуть позже я опознал ещё двух погранцов, с которыми работал эти две недели, а потом увидел и Егорова. Он был из тяжёлых, его чуть приподняли и стали поить из котелка и кормить. Старшина сам пережёвывал ему пищу и клал в рот. Тот пробовал жевать, но выходило это плохо, и еда падала на грудь. Похоже, тяжёлая контузия. Повязок у лейтенанта не было, но были ватные тампоны в ушах. Даже это я умудрился рассмотреть.
Изучение распорядка лагеря заняло у меня ещё полтора часа, после чего я добил вторую банку с консервами, в этот раз без
