бы несомненно более здоровой, но почему? Было неприятно: ее всю колотило так, что невольно вспоминалась сейсмическая дрожь. Но, когда все пройдет, предупредил Мишель, ей должно стать лучше. Она почувствует себя опустошенной… И напряжение спало. Тектоника лимбической системы… Она презрительно ухмыльнулась этой упрощающей аналогии, предложенной Мишелем: женщина-планета – что за абсурд! И все же она сидела, шмыгая носом и глядя на ледяную бухту под стремительно проносящимися облаками. И чувствовала себя опустошенной.
Все замерло – лишь облака плыли над головой, да рябь бежала по открытым участкам воды, мерцая то серым, то лиловым. Вода была в движении, но земля оставалась в покое.
Наконец, Энн встала и спустилась по гребню из старого твердого стишовита, служившего теперь узким разделителем между двумя длинными пляжами. Из того, что лежало выше льда, на самом деле мало что изменилось из-за терраформирования. Но ниже уровня воды – совсем другое дело. Здесь пассаты, беспокоящие открытую воду в летней бухте, поднимали достаточно крупные волны, чтобы измельчить глыбы льда в так называемую шугу. Куски этого плавника теперь вынесло на берег повыше нынешнего уровня льда, словно скульптуры, изображающие плавучий лес. Но летом этот лед смешивался с песком новых пляжей, создавая кашу изо льда, грязи и песка, которая замерзала, напоминая коричневую глазурь на пирожном.
Энн медленно прошлась посреди этого месива. За ним открывался узкий пролив, забитый кусками льда, осевшими на мели и затем вмерзшими в поверхность моря. Открытые солнцу и ветру, они изображали фантазии в стиле барокко из чистого голубого и мутно-красного льда, словно скопления сапфиров и рубинов. Южные стороны этих глыб преимущественно подтаяли, и талая вода застыла в виде сосулек и столбиков и покрылась ледяной коркой.
Озираясь на берег, она снова обратила внимание на то, каким изборожденным и неровным был песок. Изломы поражали своими размерами, выемки порой достигали двух метров в глубину – для того чтобы вырыть такие канавы, требовалась невероятная сила! Песчаные дюны, должно быть, состояли из лёсса, образовавшего рыхлые эоловые отложения. И теперь все это походило на нейтральную зону замерзшей грязи и мутного льда, разнесенную бомбами вместе с траншеями какой-то несчастной армии.
Она пошла дальше по темному льду, пока не очутилась на поверхности самой бухты. Казалось, весь мир покрывала семенная жидкость. Один раз лед слегка треснул у нее под ногой.
Отойдя от берега на приличное расстояние, Энн остановилась и посмотрела вокруг. Горизонт в самом деле был узок. Она взобралась на плоскую льдину, и с нее ей открылся прекрасный вид на ледяной простор вплоть до границ кратера под бегущими облаками. Лед, пусть и потрескавшийся, беспорядочный и размеченный грядами торосов, все же явно передавал правильность поверхности воды, что скрывалась под ним. На севере проход к морю был хорошо заметен. Ледяные глыбы выдавались над поверхностью, словно покореженные замки. Белая пустошь.
Сделав попытку осмыслить представший ей вид и потерпев в ней неудачу, Энн слезла с льдины и вернулась на берег, а затем двинулась обратно к машине. Когда она переходила по небольшому гребню, ее внимание привлекло движение у края ледяного поля. Это было какое-то белое существо… человек в белом прогулочнике, на четвереньках… Нет. Медведь. Полярный медведь. Он брел вдоль кромки льда.
Зверь заметил пылевые вихри поморников над мертвым тюленем. Энн спряталась за валуном, ничком упав на промерзший песок. Почувствовала холод по всему телу. Она выглянула из-за валуна.
Мех у медведя был желтоват на боках и лапах. Он поднял тяжелую голову, принюхался, точно пес, с любопытством осмотрелся по сторонам. Пошаркал к трупу тюленя, не обращая внимания на орущих птиц. Принялся его есть, как собака из миски. Затем поднял голову: морда уже окрасилась темно-красным. Сердце Энн забилось. Медведь уселся и, лизнув лапу, стал с кошачьей привередливостью вытирать ею морду, пока та не очистилась. После этого резко вскочил и бросился вверх по склону в том самом направлении, где Энн пряталась за валуном. Он семенил, передвигая переднюю и заднюю ноги одной стороны тела одновременно – левые, правые, снова левые…
Энн скатилась по другой стороне выступа, встала и побежала по желобу узкой трещины, уводящей на юго-запад. Она помнила, что марсоход стоял почти строго к западу от нее, но медведь приближался с северо-запада. Она взобралась на невысокую крутую стену впадины, перебежала полосу по возвышению к следующей небольшой впадине, которая вела уже западнее, чем предыдущая. Затем снова вверх, до следующего возвышения между неглубокими бороздами. Обернулась. Она уже задыхалась, но до марсохода все равно оставалось, по меньшей мере, два километра – на запад, а потом немного к югу. Зверь все еще был вне поля зрения, скрытый за неровными холмиками. Он бежал с северо-восточной стороны, и если бы он направился к марсоходу напрямик, то успел бы почти одновременно с ней. Как же они охотились – с помощью зрения или по запаху? Умели ли просчитывать движения жертв и отрезать им путь?
Несомненно, умели. Под костюмом у Энн уже градом лился пот. Она перелезла в следующую впадину и немного пробежала по
