Нужно создать Красный культ этих мест, такой, чтобы каждый смог научиться его чувствовать. Красность первозданной планеты должна стать силой, противодействующей
Она замолчала. Молодые люди слушали ее внимательно и были озабочены – либо состоянием ее рассудка, либо тем, о чем она говорила.
– Мы уже когда-то обсуждали нечто подобное, – сказал молодой человек. – И кое-кто уже этим занимается. Иногда мы и сами этим занимаемся. Но мы все же считаем активное сопротивление необходимым. Иначе нас просто подомнут под себя. Тогда все станет зеленым.
– Если мы их подкрасим, то нет. Прямо изнутри, в том числе изнутри самих Зеленых. Но саботаж, убийства… все это только на руку Зеленым, поверьте, уж я такое видела. Я борюсь с ними столько же, сколько вы, и я все это видела. Из-за ваших нападок они становятся лишь сильнее.
Молодого человека это не убедило.
– Они дали нам шестикилометровый предел, потому что боялись нас, потому что мы были движущей силой революции. Если бы мы не боролись, наднационалы до сих пор бы повсюду заправляли.
– Тогда противник был другой. Когда мы боролись с землянами, это произвело впечатление на марсианских Зеленых. Но когда мы боролись с Зелеными, их это разозлило. И они стали более Зелеными, чем когда-либо.
Группа сидела в молчании, задумавшись и, может даже, придя в уныние.
– Но что тогда нам делать? – спросила седовласая женщина.
– Отправляйтесь на какую-нибудь территорию, которой грозит опасность, – предложила Энн. Она указала рукой на вид за окном. – Даже здесь неплохой вариант. Или куда-нибудь поближе к шеститысячной границе. Поселитесь там, постройте город, сделайте из него главное убежище, пусть он станет прекрасным местом. И туда мы потом спустимся с гор.
Это не вызвало у них воодушевления.
– Или поезжайте в города и организуйте туры, создайте правовой фонд. Показывайте людям природу. Подавайте в суд на каждое их предложение что-то изменить.
– Черт, – молодой человек потряс головой. – Звучит отвратительно.
– Ну и пусть, – ответила Энн. – Неприятную работу тоже придется сделать. Но нам нужно победить их изнутри. Проникнуть в их мир.
Унылые лица. Они сидели и обсуждали то, как жили сейчас, то, как хотели жить. Что могли сделать, чтобы первое превратилось во второе. Говорили о том, что, когда война закончилась, жить как подпольщики стало невозможно. И так далее. Они часто вздыхали, иногда плакали, упрекали и ободряли друг друга.
– Поехали со мной завтра, посмотрите вблизи на это ледяное море, – предложила Энн.
На следующий день группа подпольщиков отправилась вместе с Энн на юг по шестидесятой долготе. Кхала, как говорили арабы, – пустая земля. С одной стороны, здесь было красиво, и нойский горный ландшафт наполнял их сердца чувствами. С другой, экотажники вели себя тихо и покорно, точно паломники при каком-то неопределенном мрачном обычае. Они подъехали к крупному каньону, который назывался Ступенью Нилокерас, и спустились в него по широкому и неровному природному съезду. К востоку лежала покрытая льдом равнина Хриса, еще один рукав Северного моря, от которого, похоже, нельзя было спастись. На юге находилась борозда Нилокерас, служившая краем комплекса каньонов, начинавшегося далеко на юге, в огромной впадине каньона Гебы. Этот каньон был со всех сторон закрыт, но его проседание, как теперь считалось, случилось из-за прорыва водоносного слоя чуть западнее, в верхней части каньона Эхо. Тогда по Эхо хлынуло неимоверное количество воды, прямо к западному краю плато Луна, в результате чего образовался высокий крутой утес Эхо-Оверлука, а потом в нем образовался прорыв, и вода устремилась по нему, разорвав большую излучину каньона Касэй и вырезав глубокий канал в низинах Хриса. Это был один из крупнейших прорывов воды в истории Марса.
Сейчас Северное море уже достигло Хриса, и вода заполняла нижние концы Нилокераса и Касэя. Плоская возвышенность – кратер Шаранова – напоминала гигантскую башню, гнездившуюся на высоком выступе этого нового фьорда. А посреди фьорда находился длинный узкий остров, один из лемнискатных островов, образованных древним наводнением и теперь снова
