Они подъехали на трех машинах, бойко, словно дети, проскакавших по местности. Джеки сидела за рулем первой, Антар – во второй. Выбравшись, они безудержно смеялись. Антар, похоже, не расстроился, что проиграл гонку. Вместе с ними из машин высыпала целая компания молодых арабов. Сами Джеки и Антар выглядели удивительно молодо. Ниргал не видел их много лет, но они за это время ничуть не изменились. Эти двое явно проходили терапию – теперь народная мудрость гласила, что это нужно делать рано и часто, чтобы тем самым обеспечить вечную молодость и предупредить всякие редкие заболевания, от которых люди до сих пор периодически умирали. Полностью предотвратить смерть. Рано и часто. Они все еще выглядели на пятнадцать М-лет. Но Джеки была на год старше Ниргала, а ему было почти тридцать три М-года, причем ему казалось, что ему гораздо больше. Глядя на их смеющиеся лица, он подумал, что когда-нибудь и ему придется пройти терапию.
И они гуляли, ступая по траве, охая и ахая при виде цветов. Ближе к концу своего визита Джеки отвела Ниргала в сторону и серьезно на него посмотрела.
– Нам тяжело сдерживать землян, Ниргал, – сказала она. – Они присылают по миллиону человек в год – а ты когда-то говорил, что они никогда так не смогут. И эти новоприбывшие больше не вступают в «Свободный Марс», как раньше. Они продолжают поддерживать свои земные правительства. Марс не меняет их достаточно быстро. Если так будет продолжаться, то вся идея свободного Марса превратится в фарс. Мне иногда кажется, что мы, может быть, зря тогда решили сохранить провод.
Она нахмурилась, и все двадцать лет, прибавившись в один миг, отразились на ее лице. Ниргалу пришлось сдержать слабую дрожь.
– Было бы легче, если бы ты не отсиживался здесь! – воскликнула она во внезапном гневе, обводя рукой бассейн. – Нам нужны все, кто может помочь. Люди еще помнят тебя, но через пару лет…
«Значит, нужно подождать еще пару лет», – подумал он. Он смотрел на нее. Да, она была красива. Но красота ведь заключалась в душе, уме, жизнерадостности, понимании других. Выходит, хоть Джеки и хорошела внешне, в то же время становилась менее красивой. Вот еще одна загадка. И Ниргалу не нравилось это ухудшение ее натуры, ничуть. Даже наоборот – это было еще одной нотой в гармонии той боли, которую он чувствовал, думая о ней. Он не хотел, чтобы все это было правдой.
– То, что мы принимаем иммигрантов, мало выручает землян, – сказала она. – И они сами это понимают. Даже лучше нас, уж точно. Но все равно переправляют людей. А знаешь, зачем? Знаешь? Просто чтобы испортить жизнь здесь. Хотят сделать так, чтобы нигде не было такого места, где у людей все хорошо. Это единственная причина.
Ниргал пожал плечами. Он не знал, что ответить. Может, в том, что она говорила, и была правда, но Джеки назвала лишь одну причину из миллиона, и не было никаких оснований фокусироваться именно на ней.
– Так, значит, ты не вернешься, – сказала она наконец. – Тебе все равно.
Ниргал отрицательно покачал головой. Как было сказать ей, что ее саму заботит не Марс, а лишь собственная власть? Он был не из тех, кто мог ей такое сказать. Она бы ему и не поверила.
Затем она перестала уговаривать его. Бросила королевский взгляд на Антара, и тот принялся собирать их особо приближенных в машины. Последний вопросительный взгляд, поцелуй, во все губы, словно электрический шок для души, – несомненно, чтобы досадить то ли Антару, то ли Ниргалу, то ли им обоим, – и затем уехала.
Вторую половину того дня и весь следующий он провел, странствуя, сидя на плоских камнях и наблюдая за мелкими ручьями, скачущими вниз по течению. В какой-то момент вспомнил, как быстро вода проливалась на Земле. Неестественно. Ну и что. Зато это было его место, которое он знал и любил, каждую диаду, каждый кустик смолевки и даже скорость воды, спускающейся по камням и плещущейся, принимая гладкие серебристые формы. Ощущение на подушечках пальцев, когда он прикасался ко мху. А для людей, которые у него гостили, Марс был идеей, зарождающимся государством, политической ситуацией. Они жили в куполах и с таким же успехом могли жить в любом городе, где угодно, и были привязаны к какому-то образу, к какому-то выдуманному Марсу.
Впрочем, в этом не было ничего плохого. Но для Ниргала теперь важна сама земля, места, куда прибывала вода, где она струилась по скале возрастом в миллиарды лет, попадая на мох. Политику следовало оставить молодым – он свою роль уже отыграл. И больше этим заниматься не хотелось. Или, по крайней мере, он подождал бы, пока не уйдет Джеки. Власть напоминала Хироко – все время куда-то ускользала. Разве нет? Зато его амфитеатр всегда был как на ладони.
Но однажды утром, когда он вышел прогуляться на рассвете, что-то изменилось. Небо было ясное, залитое фиолетовыми тонами, но на иглах можжевельника появился желтоватый оттенок. То же было со мхом и листьями картофеля.
Он сорвал немного образцов пожелтевших иголок, листьев и побегов и принес их на свое рабочее место в теплице. За два часа работы с микроскопом искин не выявил никаких проблем. Тогда он вернулся и сорвал несколько образцов корней и еще иголок, листьев, травы и цветов. Трава вообще выглядела поникшей, хотя день был не жаркий.
