– Хорошо. Это успокаивает. Так, ладно, потом получаемая энергия выходит в виде заряженных частиц, благодаря чему они все могут помещаться в ваши электромагнитные поля – так как тут нет нейтронов, которые будут влетать и поджаривать ваших пассажиров. Поля служат как щит и отражающая плита, а также как система сбора энергии, используемой для заправки лазеров. Все заряженные частицы направляются назад, проходя через зеркальное устройство, расположенное под углом и служащее входной дугой для лазеров, и продукты синтеза при этом прохождении сводятся в параллельный пучок.
– Верно. Складно звучит, да? – сказал инженер.
– Очень складно. А сколько в нем сгорает топлива?
– Если хотите добиться ускорения, эквивалентного гравитации Марса, то есть 3,73 метра в квадратную секунду, и предположим, что корабль весит тысячу тонн, триста пятьдесят – люди, шестьсот пятьдесят – оборудование и топливо, то нужно сжигать триста семьдесят три грамма в секунду.
– Ка, это совсем немало!
– Около тридцати тонн в день, но и ускорение будет приличным. Полеты будут довольно короткими.
– А каких размеров должны быть шары?
– Сантиметр в радиусе, – ответил физик, – масса – 0,29 грамма. То есть мы сжигаем 1290 таких шаров в секунду. Это позволит пассажирам постоянно ощущать приятное g.
– Ну еще бы. А гелий-3, он же довольно редко встречается?
– Галилеева команда уже начала собирать его из верхних слоев атмосферы Юпитера. Кроме того, его можно собирать и с поверхности Луны, хотя это еще не очень налажено. Зато на Юпитере есть все, что нам когда-либо понадобится.
– Значит, корабли смогут перевозить по пятьсот пассажиров.
– Такое количество мы закладываем в расчеты. Но, конечно, его можно изменить.
– Вы ускоряетесь полпути, затем поворачиваете и тормозите всю вторую его половину.
Физик покачал головой.
– При коротких перелетах да, при более длинных – нет. Ускоряться нужно всего лишь несколько дней, чтобы развить достаточную скорость. При длинных перелетах в середине приходится двигаться по инерции, чтобы сэкономить топливо.
Главный консультант кивнул и передал остальным их чашки. Они отпили по глотку.
– Продолжительность полета будет радикально меняться, – сообщила математик. – С Марса на Уран – три недели. С Марса на Юпитер – десять дней. С Марса на Землю – три дня. Три дня! – Она взглянула на остальных, сдвинув брови. – Таким образом, Солнечная система станет примерно как Европа в девятнадцатом веке. Путешествия на поездах, на океанских лайнерах.
Остальные кивнули. Инженер заметил:
– Теперь мы станем соседями с теми, кто живет на Меркурии, Уране, Плутоне.
Главный консультант пожал плечами.
– Или, раз уж на то пошло, и на Альфа Центавре. Давайте не будем за это переживать. Контакт – это хорошо. Только соединить, как сказал поэт[33]. Только соединить. Теперь они будут так соединены, что мало не покажется! – Он поднял чашку. – Ваше здоровье.
Ниргал вошел в ритм и сохранял его на протяжении всего дня. Лунг-гом-па. Религия бега, бег вместо медитаций и молитв. Дзадзен, ка дзен. Часть ареофании, неотъемлемо связанная с марсианской гравитацией; при двух пятых g, к которым приспособилось, человеческое тело могло достичь эйфории от прилагаемых усилий. Человек, бегущий, как паломник, – наполовину поклонник, наполовину бог.
Религия, которая в последнее время приобрела немало приверженцев, бегающих одиночек. Иногда они устраивали организованные забеги и гонки – «Нитью по Лабиринту», «Ползком по хаосу», «Трансмаринерский бег», «Кругосветка». А между ними – ежедневные тренировки. Все это имело бесцельный характер – искусство ради самого искусства. Для Ниргала это было почитанием, медитацией, забвением. Его разум странствовал или сосредотачивался на теле или на пути – или просто отключался. В такие мгновения он бежал к музыке – к Баху, затем к Брукнеру, к Бонни Тиндэллу, элизийскому неоклассику, чья музыка разливалась, как дневной свет, а протяжные аккорды сменялись ровными внутренними модуляциями, похоже на Баха или Брукнера, но медленнее и ровнее, неумолимее и величественнее. Подходящая музыка для бега, хотя даже за несколько часов она совершенно не проникала в его сознание. Он просто бежал.
