– И тогда они придумают новый способ, как все испортить.
– Несомненно. Но тогда уже будет не гипермальтузианская эпоха. Это будет их проблема. Поэтому беспокоиться из-за иммиграции, развязывать конфликт, грозящий межпланетной войной… можно обойтись без всего этого. Если бы на Марсе существовало Красное движение, которое указало бы на это, предложило бы Земле помощь в последние тяжелые для них годы, это предотвратило бы бездумную бойню. И создало бы новый образ мышления о Марсе.
– Новую ареофанию.
– Да. Так говорила Майя.
Она рассмеялась.
– Но Майя же сумасшедшая.
– Почему? – резко возразил Сакс. – Вовсе нет.
Энн ничего не ответила, и Сакс не стал развивать тему. Фобос смещался поперек всего неба, от конца пояса Зодиака к его началу.
Они хорошо выспались. А на следующий день совершили трудный подъем по крутому ущелью, проходящему по стене. Энн и остальные Красные скалолазы, очевидно, считали такой путь подходящим для тех, кто покидал кальдеру пешком, но для Сакса этот день выдался самым физически тяжелым в жизни. Они даже не успели завершить подъем к концу дня и, когда солнце стало садиться, вынуждены были поспешно устанавливать навес на узком выступе. Лишь к обеду следующего дня они наконец поднялись наверх.
На краю горы Олимп все было по-прежнему. Гигантское плоское кольцо с выемкой посередине, полоса фиолетового неба вдоль далекого горизонта и черный купол над головой, маленькие одинокие жилища, выдолбленные в изверженной породе. Отдельный мир. Частью – голубой Марс, частью – нет.
В первом домике, где они остановились, жили очень старые Красные нищие, которые, похоже, просто ждали, когда их настигнет резкий спад, после чего их тела кремируют, чтобы развеять прах в восходящем потоке.
Сакс счел такое бытие чрезмерно фаталистическим. Энн также не пришла в восторг.
– Ладно, – сказала она, глядя, как нищие ели свою скудную пищу, – пойдем уже опробуем то лекарство.
Многие члены первой сотни не хотели собираться в Андерхилле и предлагали другие места. Они спорили как-то по-новому, нетипичным для своей группы образом. Но Сакс был непреклонен и отклонял все предложения о горе Олимп, низкой орбите, Псевдофобосе, Шеффилде, Одессе, Адовых Вратах, Сабиси, Сензени-На, Ахероне, южной полярной шапке, Мангале и открытом море. Он настаивал на том, что окружающая обстановка, как показали опыты, служила критическим фактором. Койот самым неуместным образом вопил, когда Сакс описывал эксперимент, в котором студенты с аквалангами заучивали списки на дне Северного моря, но факты есть факты. И, учитывая их, почему бы не провести теперь эксперимент в месте, которое должно обеспечить наилучший результат? Ставки были достаточно высоки, чтобы делать все возможное. Ведь, указал Сакс, если воспоминания вернутся к ним полностью, то могло случиться все что угодно: прорыв в других областях, наступление резкого спада, прилив здоровья на столетия вперед, непрерывно растущее сообщество садовых миров отныне и до какого-нибудь эмерджентного фазового изменения, которое перенесет человечество на более высокую ступень прогресса, в такую область познаний, которую пока нельзя даже вообразить. Сейчас же они балансировали на грани золотого века, сказал Сакс. Но все это зависело от целостности разума, без которой ничего не могло быть. Поэтому он настаивал на Андерхилле.
– Ты так уверен? – посетовала Марина, предлагавшая собраться в Ахероне. – Здесь следует мыслить шире.
– Да-да.
Мыслить шире. Для Сакса это было легко: его разум хранился в лаборатории, которая сгорела, и теперь он стоял под открытым небом. И никто не мог доказать несостоятельность идеи об Андерхилле – ни Марина, ни кто угодно другой. Те, кто возражал, просто боялись, как ему казалось, – боялись силы прошлого. Не желали признавать его силы, которую не могли преодолеть, не желали ей подчиняться. Мишель, будь он среди них, точно поддержал бы выбор Андерхилла. Место играло ключевую роль, и их жизни теперь доказывали это. Даже те, кто сомневались, не верили или боялись, – то есть все они, – вынуждены были признать, что Андерхилл подходил для того, что они намеревались совершить.
И в итоге все согласились встретиться там.
Андерхилл теперь стал своего рода музеем и был сохранен в том же виде, какой имел в 2138 году, когда там закрыли железнодорожную станцию. То есть он выглядел не совсем так, как в годы, когда там жили они, но в основе своей остался прежним, так что изменения не должны сильно отразиться на их проекте, как рассудил Сакс. Прибыв туда вместе с несколькими друзьями, он прогулялся вокруг и увидел, что все старые строения остались на месте: изначальные четыре жилища, целиком
