Темпе находилась на небольшой высоте, здесь был влажный климат, а всего в паре километров на севере и востоке начинался ледяной океан. И над всем южным берегом нового моря пролегали разные маршруты многочисленных «Джонни Яблочное Зернышко», бывшие частью проекта «Биотик», запущенного несколько десятилетий назад, когда Сакс попал в Берроуз. Поэтому, если хорошенько присмотреться, можно было увидеть лишайники. И участки каменистой пустыни. И несколько кривых деревьев, наполовину засыпанных снегом. Все эти растения – за исключением лишайников, разумеется, – страдали в этот период смены северного лета на зиму. Здесь уже ощущалась миниатюрная осень в оттенках мелких листьев вцепившейся в землю кёнигии, крошечных лютиков и, да, арктической камнеломки. Краснеющие листья служили своего рода маскировкой на фоне янтарных пород, и Сакс частенько замечал растения только тогда, когда наступал на них. И, разумеется, поскольку он вообще не хотел привлекать к ним внимания Энн, то, наступая на них, он лишь бросал быстрый оценивающий взгляд и шел дальше.
Они взобрались на торчащий холмик, возвышающийся над каньоном к западу от убежища, и увидели: великое ледяное море, все в оранжевых и медных оттенках. Заняв долину одним огромным махом, оно образовало собственный гладкий горизонт, тянущийся от юго-запада к северо-востоку. Изо льда торчали обточенные столовые горы, напоминавшие морские утесы скальных островов. Эта часть Темпе должна была стать воистину одним из самых впечатляющих побережий Марса, где нижние края некоторых борозд, заполнившись, превратятся в длинные фьорды или лохи. А один прибрежный кратер находился прямо на уровне моря и размыкался с его стороны, образуя идеальную круглую бухту километров в пятнадцать поперек и с двухкилометровым входным фарватером. Дальше на юге обточенная земля у подножия Большого Уступа должна была создать настоящий Гебридский архипелаг, многие острова которого были бы видны с утесов большой земли. Да, впечатляющее побережье. Это уже сейчас можно заметить, если взглянуть на разломы ледяного покрова в закатном свете.
Но, конечно, об этом не стоило говорить вслух. И вообще нельзя было упоминать ни лед, ни зазубренные ледяные скалы, разбросанные по новому берегу. Эти скалы сформировались в результате процесса, о котором Сакс не знал. Хоть это и было ему любопытно, но обсуждать это он также не мог. Он мог лишь хранить молчание, как человек, нечаянно забредший на кладбище.
Смущенный, Сакс опустился на колени, чтобы рассмотреть тибетский ревень, на который он едва не наступил. Маленькие красные листочки в соцветиях на красном стебле.
Энн заглянула через его плечо:
– Завял?
– Нет.
Он оторвал несколько мертвых листьев с наружной части соцветия, показав ей, что ниже росли более яркие.
– Они уже твердеют к зиме. Их обманула потеря света. – И, будто говоря с самим собой, Сакс продолжил: – Вообще многие растения погибнут. По ночам сейчас происходит тепловой переворот, – то есть температура воздуха опускается ниже температуры земли. – Это серьезное вымерзание. И то растения переносят его лучше, чем переносили бы животные. Насекомые тоже на удивление хорошо справляются, учитывая, что они – просто маленькие емкости с жидкостями. У них есть криопротекторы. Думаю, они способны пережить что угодно.
Энн все еще изучала растение, поэтому Сакс замолчал. «Оно живо, – хотел сказать он. – А поскольку все элементы биосферы зависят от существования друг друга, то оно и часть тебя, твоего тела тоже. Как ты можешь его ненавидеть?»
Но опять же – она даже не проходила лечение.
Ледяное море выглядело разбитой гладью бронзовых и коралловых оттенков. Солнце уже садилось, им пора было возвращаться. Энн выпрямилась и начала уходить, превратившись в безмолвный черный силуэт. Он мог говорить ей прямо в ухо, даже теперь, когда она отдалилась на сто метров, а затем и на двести. Она стала маленькой темной фигуркой посреди огромного простора планеты. Но он не стал этого делать: это было бы нарушением ее одиночества, почти что вторжением в ее мысли. И все же он жаждал сказать ей: «Энн, Энн, о чем ты думаешь? Поговори со мной, Энн. Поделись своими мыслями».
Сильное, острое, как боль, желание с кем-то поговорить – вот что чувствуют люди, когда говорят о любви. Вернее, это то, что Сакс подразумевал под любовью. Просто чрезмерно усиленная жажда поделиться мыслями. Только и всего. О, Энн, пожалуйста, поговори со мной.
Но она с ним не разговаривала. Казалось, растения не впечатляли ее так, как его. Казалось, она действительно питала отвращение к ним, к этим мелким отметинам на ее теле, будто
Потом, когда они входили в шлюз убежища, Энн упала в обморок. Падая, она ударилась головой о дверной косяк. Сакс подхватил
