повыветрилось, и я перестала бояться, что вместе со мной древнюю науку любви вновь станут массово постигать порядочные горожане. Да и наелась я изрядно.
Поразительно! Проснувшийся Агилар был в довольно-таки игривом настроении. Он славно развлекся, пощекотав мне пятки и подколенки пуховкой и доведя до истерического смеха.
Моему любимому было невдомек, что смех мой был вызван совсем не щекоткой, которой я совсем (ну, почти совсем!) не боюсь, а его искрящейся радостью.
Вырываться не стала, но как только он в очередной раз сложил из меня какую-то особо хитрую композицию, напряженно вскрикнула, с немалым удовольствием наблюдая, как будущий супруг начал суетиться, развинчивая меня обратно и восклицая:
– Как ты? Тебе не больно? Я тебе ничего не повредил?
А зачем щекотал и выкручивал, спрашивается? Чтобы показать – его, мужское, сверху? Ну так сверху, я ж не против. Меня такая диспозиция вполне устраивает. Я люблю ярко чувствовать переживаемые партнером эмоции. Если ему так больше нравится – пусть: ему больше радости – у меня полнее и насыщеннее удовольствие, сытней еда и ее меньше нужно.
Но испуганный Агилар обращался со мной теперь будто с фарфоровой статуэткой.
Я мигом заскучала. Шайтан! Нет, так мы не договаривались! Он меня с кем-то путает! Его страх сделать мне больно перекрыл страсть и нежные чувства. Не годится.
– Агилар, если будешь так слабо меня любить, найду кого-то еще, – в шутку пригрозила.
Выскользнув из объятий дорогого ревнивца-питона, у которого после моей фразы отнялся дар речи и прорывалось только змеиное шипение, я решительно устроила своему мужчине медленную сладкую пытку, двигаясь о-очень плавно.
Это я удачно меру воздействия подобрала. В самый раз.
Мой любимый при таком раскладе долго не продержался, сразу вышла на поверхность хищная сторона натуры – и вот я уже лежу на спине, туго спеленатая его руками и прижатая к простыням могучим мужским торсом:
– Моя! Слышишь! Никогда! Никому не отдам! Жизнью клянусь!
А потом мы ели сладкую халву, угощались кисленькими рубиновыми зернышками граната и пили по глоточку легкое розовое вино. Время летело незаметно. Объятия сменялись поглаживаниями, а те – бесстыдными поцелуями.
Мы исступленно-настойчиво исследовали тела друг друга, узнавая каждую пядь, каждую косточку. Не знаю, что произошло, но все это время мой партнер почти не уставал, и я молча возносила хвалы Творцу в благодарность за то, что мне достался столь страстный и неутомимый мужчина.
Я честно пыталась открыть рот, чтобы задать несколько вопросов, которые, как мне казалось, нужно было выяснить. Но на мои, замечу – вполне невинные, расспросы он слегка смутился и сделал вид, что занят, быстро затыкая рот поцелуем. Привешивал на уши, грудь, шею и тонкую талию массу звенящих украшений. Даже на ноги золотые бубенцы цеплял.
Несколько раз Агилар отлучался к двери и шепотом давал какие-то указания Саиду. О чем именно, я не слышала, но догадывалась. Потом возвращался и…
Он словно не мог насытиться. Мне казалось, его раздирают страх и тревога, но, как истинный мужчина, он не мог позволить себе поделиться ими со слабой женщиной и поэтому переводил их в плотскую чувственность. Переплавил в секс. В целый океан секса.
Мням! Какой это был десерт – самый лучший!
Что ж… мне грех жаловаться. С таким мужчиной я никогда не буду голодать. Мало кто из ныне живущих способен дать женщине столько любви. Агилар мог. После серии подобных заплывов с краткими перерывами на отдых я внезапно прозрела и поняла, зачем будущему мужу понадобился когда-то гарем.
Ни одна нормальная женщина не выдержит такого напора. По моим оценкам, понадобится хотя бы десяток одалисок. Неудивительно, что дамы за него в гареме передрались, словно весенние кошки. Я сама первая на очереди! Не подходи – зашибу! За него глотку порву. МОЕ!
А пока под звон драгоценных монист я растворялась в любимом человеке и растворяла сама его внутренние глубинные страхи, ожесточенную тревогу и скрытую печаль. И пусть у меня нет отца-визиря и я не ношу за спиной богатого приданого, но у меня есть нечто гораздо более важное – нечеловеческие силы и способности. И все это к его услугам. Всегда.
Потому что не только я принадлежу ему, его рабыня и госпожа, но и Агилар – мой раб и господин, отданный своей волей и трижды повенчанный со мной кровью. Мой. Навечно мой.
Мой!
К вечеру в нашу спальню заявились со странно блестящими глазами молчаливые слуги, двигаясь так, словно каждого переехала
