В руках ниндзя сверкнули стальные метательные шары, и эсэсовцы попадали с пробитыми головами. Сисул схватил адъютанта за лицо, полоснул кривым ножом по горлу. Ниндзя прыгнули к упавшим эсэсовцам, проломили им грудные клетки.
Хрущев позвонил в дверь условным сигналом, отпрянул в сторону. Ниндзя изготовились.
– Баран! – произнесли за дверью.
– Баран! – громко ответил Сталин.
Хрущев дал знак ниндзя, они расступились. Сталин и Хрущев вошли первыми. Охрана втянула в комнату трупы убитых, Сисул подтер капли крови на полу, и дверь закрылась.
В комнате стоял Зепп Дитрих с двумя офицерами из диверсионной школы “Цеппелин”. Сталин молча протянул руку, Дитрих пожал ее, повернулся и пошел в аппаратную. Все двинулись за ним. В аппаратной лежали шесть убитых связистов, а в торцевой стене зиял пролом. Дитрих первым пролез, остальные пролезли следом. Пролом выходил в огромное полутемное помещение, заваленное ящиками с консервированными и сухими продуктами.
– Баран! – громко сказал Дитрих.
– Приятно познакомиться, – раздался насмешливый бас из-за ящиков.
Выпущенная из бесшумного пистолета пуля попала Дитриху в лоб, он повалился как мешок с картошкой.
Вошедшие посмотрели на труп.
– Рад приветствовать вас, господа, – произнес все тот же бас. – Проходите, будьте как дома.
Сталин переступил через убитого, обогнул ящики. За ними на коробках с макаронами сидел невероятно толстый человек в черном мундире рейхсфюрера СС. Голова его напоминала знаменитый гибрид тыквы и груши, подаренный академиком Лысенко на пятидесятилетие Мао Цзэдуну. Правой рукой он поглаживал тройной подбородок, левой опирался о свое тумбоподобное колено. Крохотные глазки язвительно смотрели на Сталина. Рядом стояли трое с оружием.
– Зачем ты убил этого старого вояку, Генрих? – спросил Сталин.
– Я ему поверил, Иосиф! – усмехнулся Гиммлер.
– В чем?
– В том, что он баран! А нам с тобой не нужны бараны. Рад видеть тебя.
Гиммлер протянул толстенную руку. Сталин пожал два его пальца.
– Граф! – пророкотал Гиммлер, заметив Хрущева. – Хорошо, что все удалось.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – с иронией пожал его палец Хрущев. – А до конца еще далеко.
– Это и есть? – Гиммлер посмотрел на чемоданчик в руке у Сталина.
– Это и есть. – Сталин поискал глазами, на что бы поставить саквояж.
– Мартин, – шевельнул пальцем Гиммлер.
Охранник подвинул ящик с мясными консервами. Сталин положил на него чемоданчик, открыл. Голубой свет заструился из него.
– С ума сойти! – заворочался Гиммлер, как громадная жаба, и охранники помогли ему встать.
Тяжело переставляя ножищи, он подошел к чемоданчику, вложил в мясистую глазницу монокль, прищурился:
– И такую красоту наш электрический скат собирался пустить на промышленные цели?
– Генрих, нельзя терять ни секунды, – нервно проговорил Сталин.
– Конечно, – засопел Гиммлер. – Мартин! Приступай!
Охранник со шрамом на подбородке достал молоток и стамеску и стал разбивать сахар, покрывающий голубое сало. Другой человек из охраны Гиммлера вынул из портфеля мясорубку, привинтил ее к краю ящика. Третий охранник с тонкими усами подставил под мясорубку эмалированную миску.
– С Богом, – перекрестился Сталин.
Мартин передал второму охраннику кусок голубого сала, тот запихнул его в заборник мясорубки, стал быстро крутить ручку. Голубой фарш полез из решетки, стал валиться в миску. Мартин передал еще кусок, потом еще. Охранники сосредоточенно работали.
– А растопить нельзя? – устало потер виски Сталин.
– Взрыв тысячи водородных бомб не нагреет его даже на миллионную долю градуса, – сумрачно проговорил Хрущев.
– Ты устал, Иосиф, – улыбался Гиммлер. – Тебя утомил наш венский конденсатор?
– Нас утомило ожидание. – Сталин опустился на ящик с консервированными сардинами. – Эти сутки… дороже полжизни.
Гиммлер понимающе кивнул: