положил кейс себе на колени и тяжело вздохнул.
– Что это ты, батенька, сопишь, как корова стельная? Стряслось что?
– Да нет, все в порядке.
– Ой ли? У вас – и все в порядке? У пауков в банке все в порядке быть не должно.
– Савелий, я с тобой посоветоваться хочу.
– К вашим услугам.
– Понимаешь… – Магистр вздохнул. – Не знаю, с чего начать. Клубок какой-то…
– Начни с начала.
– Ты засахаренную руку Сола видел? На восьмом уровне?
– Батенька, я не только видел. Я ее раз двести пятьдесят лизал, когда приемщиком служил. Каждое утро, после общей молитвы. Помолимся Земле Теплой, потом приложимся – и на службу. Хорошее время было.
– Понимаешь, со мной последние восемь суток что-то странное происходит. Вот мои руки – смотри. – Магистр повернул к себе свои широкие белые ладони с пухлыми пальцами. – И вот каждый раз, когда я смотрю на них, вот здесь, в запястьях, я вижу детские руки. Но золотые. То есть в каждом своем запястье я вижу маленькую золотую детскую руку.
– Золотую? – спросил Савелий.
– Это как бы живое золото. Не металл. Они подвижны, как нормальные детские руки, но золотые, с таким красноватым отливом. И эти ручки имеют свой язык. Это не язык глухонемых, построенный на комбинациях пальцев, а язык, основанный на поворотах этих ручек. Они вращаются вокруг своих запястьев – вправо-влево, влево-вправо. Полные обороты, неполные, полуобороты, четвертьобороты – это их язык. Несложный. Я понял его сразу.
– Сразу?
– Да-да. Два оборота по часовой – это буква А, два оборота против часовой – Е, полуоборот по часовой – О, против часовой – М и так далее. Простой, совсем простой язык.
– И что тебе передают эти золотые ручки?
– Разное, разное. Иногда это короткие сообщения, иногда – длинные, очень длинные тексты.
– И какого рода сообщения?
– Ну, например: “Знай о втором прободении Марка”. Или: “Половины шаров заставляют попробовать мясную картечь”.
– А длинные тексты?
– Вот это самое… необычное. И я не знаю, что это такое.
– Ну а что это за тексты?
Магистр достал из внутреннего кармана пиджака листки бумаги, развернул:
– Со вчерашнего дня я их стал записывать. Это – самый короткий текст. Послушай…
– Дай я сам прочту. – Савелий забрал у магистра листки, расправил на столе и стал читать.
Заплыв
– Цитата номер двадцать шесть, слушай мою команду! – Низкорослый маршал войск речной агитации сипло втянул в себя ночной воздух и прокричал: – Зажечь факела!
Длинная колонна, выстроенная на набережной Города из мускулистых голых людей, качнулась, ожила еле заметным движением: тысяча рук метнулась к тысяче бритых висков, выхватила из-за ушей тысячу спичек и чиркнула ими по тысяче голых бедер.
Крохотные огоньки одновременно подскочили кверху, и через мгновение маршал судорожно сощурил привыкшие к темноте глаза: факелы вспыхнули, языки пламени метнулись к темно-фиолетовому небу.
Маршал придирчиво ощупал глазами ряды голых тел и снова открыл рот:
– Не меняя построения, соблюдая дистанцию, в воду войти!
Построенная особым порядком колонна тронулась и, неслышно ступая босыми ногами, стала быстро сползать по гранитным ступеням набережной к черной неподвижной воде Реки. Вода расступилась и впустила в себя весь полк. Солдаты осторожно погружались в студеную сентябрьскую воду, отталкивались от каменистого дна и плыли в том же порядке, держа над бритыми головами ярко горящие факелы. Через минуту колонна выплыла на середину Реки, где быстрое течение подхватило ее и понесло.
Самым тяжелым условием в агитационных заплывах для Ивана был запрет перемены рук.
Плыть в ледяной воде он мог долго, но пять бесконечных часов держать в предельно вытянутой руке шестикилограммовый факел было по-настоящему тяжело. И как он ни готовился к заплыву, какими тренажерами ни изнурял свою правую руку – все равно
