– Не растает она? – спросил Микоян.
– Господь с тобой. Теперь заморозки… вон ледок хрустит… – Молотов с хрустом наступил на лужу.
Ворошилов сощурился на светящиеся окна сталинской квартиры:
– Вроде не ложился еще.
– Пойдемте, товарищи. – Берия повернулся и направился к жилому корпусу.
Молотов, Ворошилов и Микоян последовали за ним. Они вошли в здание, поднялись по лестнице на второй этаж. Возле дверей сталинской квартиры стояли двое старших лейтенантов МГБ. В стенной нише за тумбочкой с телефоном сидел полковник. Офицеры отдали честь членам правительства, Берия кивнул полковнику. Тот поднял трубку телефона:
– Товарищ генерал-майор, здесь товарищи Берия, Молотов, Микоян и Ворошилов.
– Дай-ка мне товарища Берию, – раздался в трубке голос начальника охраны Сталина Власика.
– Вас, товарищ Берия, – протянул полковник трубку.
– Слушаю. – Берия взял трубку, выпуская папиросный дым через узкие ноздри.
– Власик, товарищ Берия, – зарокотала трубка. – Тут у нас ЧП небольшое. С детьми.
– Что такое?
– Опять с платьями. И товарищ Сталин там… разбирается.
– Доложи, что очень срочно.
– Я-то доложу, товарищ Берия, да эфиоп вас не пропустит.
– Это наша забота. – Берия положил трубку на рычажки.
– Чего там, Лаврентий? – спросил Микоян. – С Надей?
– С детьми. – Берия сунул окурок в подставленную полковником пепельницу.
Дверь отперли изнутри и открыли. Четверо членов правительства вошли в небольшую прихожую. Стены и потолок были выкрашены в сдержанно-синий цвет. Здесь стояли: Власик, простой советский стул, столик-тумбочка с телефоном и бочка с солеными огурцами. Власик козырнул вошедшим и открыл перед ними резную, молочного стекла дверь, ведущую во вторую прихожую. В ней интерьер был совсем другим: белый потолок, черные панели эбенового дерева, позолоченные кроше для одежды, в виде змей, фарфоровые китайские светильники, стоящие по углам. Две гувернантки-узбечки в узбекских шелковых платьях, шароварах и тюбетейках быстро сняли верхнюю одежду с вошедших и пригласили их в гостиную. Стены ее были обтянуты шелком цвета слоновой кости; не слишком высокий потолок с карнизами из розового мрамора выгибался и сходился к чудесной серебряной люстре в виде ветви цветущего апельсинового дерева; диваны белой кожи с позолотой окружали низкий стеклянный стол, толстая, идеально прозрачная столешня которого поддерживалась основанием в форме массивной волны; на столе стояли золотое скифское блюдо с виноградом, хрустальная пепельница, хрустальный подсвечник с зажженной розовой свечой и лежал завтрашний номер газеты “Правда”; во всю гостиную был постелен черно-серо-розовый египетский ковер; на стенах висели три картины Филонова, поодаль стояла деревянная скульптура Коненкова “Смеющийся Ленин”. В углу дивана спала, свернувшись на бархатной розовой подушке, левретка Антанта.
Перед дверью, ведущей в личную гостиную Сталина, спал на ковре негр Сисул – личный слуга вождя. Из-за двери слышались резкие голоса.
Вошедшие направились к этой двери.
– Нельзя идти, – сказал Сисул с сильным акцентом, не открывая глаз.
– Срочное дело, – с ненавистью посмотрел на него Берия.
– Вождь не принимать сегодня.
– Что значит – не принимать?! Мы уже здесь! – повысил голос Берия, но Молотов взял его под руку, отодвинул в сторону и присел на четвереньки возле лежащего слуги.
– Сисул, это действительно очень важно.
– Товарищ Сталин решает семейный дело. Нельзя идти.
Молотов устало провел ладонью по своему широкому лицу:
– Ты не понял, Сисул. Это действительно очень важно. Очень.
Негр молчал.
– O, God damn you… – Теряя терпение, Берия заходил по гостиной, уперев длинные руки в узкие бедра.
– Слушай, дорогой, что это, в самом деле? – заговорил Микоян. – Ты государственный человек или нет?
– Тебе сказали – очень важно! – пнул лежащего Ворошилов.
