– Что ты будешь делать, Мудрая? – Хани придвинулась к очагу.
– Шараши с давних времен изводили нас, но мы всегда давали им отпор. Из месяца в месяц, много зим. Они приходят, рвутся в нашу Яркию, как стая голодных крыс, – и всегда дохнут. Староста соберет мужчин, и они прогонят скверну с нашей земли. А я буду просить духов-охранников о милости и помощи.
– Но ведь ты сама видела! Моими глазами видела, что мы нашли в лесу. Они никогда прежде не охотились так… – Хани замешкалась, не в силах подобрать слова. – Им будто кто-то указывает, что делать. Рок рассказал про ловушки, как они поставлены, где. Что, если вы не сможете дать отпор и побежите прямиком в расставленные капканы?!
– Знаю, – проворчала Мудрая. – Не глупее же я маленькой девчонки.
– Прости, – Хани потупила взор.
– Шараши придут охотиться на охотников. Захотят выгнать нас, как зверя из норы, и заставить бежать. Но мы перехитрим их и не станем ждать нападения. Найдем все ловушки, одну за другой, и выкорчуем.
Хани промолчала.
– Те люди, что пришли сюда с тобой, путники издалека.
– Они едут в столицу. С рассветом покинут Яркию.
– Ты – останешься, – приказала Мудрая. – Мне нужна будет помощь.
Хани не посмела перечить. Тем более и сама думала остаться, пока не убедится, что жителям Яркии больше не нужна ее помощь. Может быть, все это испытание Скальда. А может, как любил говорить отец, она родилась сердобольной и всюду, где только могла, сунула свой любопытный нос.
– Тебе нужно поспать и набраться силы. Ложись у очага.
Мудрая скинула с плеч тяжелую меховую накидку и протянула ее северянке. Хани с благодарностью приняла ее и тут же завернулась, едва ли не по самый нос. Живот, долго не получавший пищи, протестующе заурчал, но усталость брала свое. Веки налились тяжестью. Хани легла на бок, подползла почти к самому краю каменного кольца очага и быстро уснула.
Раш
Утро выдалось солнечным.
Раш, разбуженный Арэном, который всегда вставал едва ли не с рассветом, сел на кровати, разглядывая комнату, будто впервые ее видел. Арэн давно оделся и теперь застилал кровать. Раш никогда не понимал этой его привычки – убирать за собой даже на постоялых дворах и в гостиницах. Но дасирийца было не переделать.
– Я бы еще час-другой поспал, – зевнув, сказал Раш. На столе возле его кровати стоял пустой таз и кувшин с водой. Сунув туда палец, карманник выругался, и его хорошее настроение мигом улетучилось. – Дикари, даже воду не подогревают.
– Собирайся, – поторопил Арэн, оставив его ворчание без внимания. – Скоро выезжаем.
И вышел, прихватив меч и вещевой мешок.
Раш никогда не собирался долго, но сегодняшнее утро стало исключением. Он долго, скрипя зубы, обтирал себя куском шерсти, опуская ее в таз. Ледяная вода пробирала до костей, но Раш терпел. Холод он не любил так же сильно, как жаркие пустыни Эфратии.
Закончив с умыванием, быстро оделся, проверив, чтобы кинжалы оставались на своих местах: в петлях внутри рукавов, в потайных карманах куртки, за голенищем сапога. Последний, легкий и смертоносный кундейл[9], Раш прятал в волосы, маскируя его под застежку, призванную сдерживать его густые лохмы. Удивительно, но за два года их с Арэном кровного братства дасириец, кажется, даже не догадывался о существовании еще одного тайника.
На первом этаже «Медвежьей лапы» дремала тишина. Та самая тишина, которой не хватало вчера вечером. Накануне Раш долго не мог уснуть: порядком захмелевшая толпа местных мужиков распевала песни и громко стучала кружками о столы. Ворочаясь в постели, он жалел, что изменил старой привычке и не набрался за компанию с Миарой. Арэн-то сразу отвернулся к стенке и засопел. Обычно Раш не любил это сопение, но прошлой ночью пожалел, что не слышит его в стоящем грохоте.
Сейчас его спутники сидели за тем же столом, что и вчера. Миара прикладывала ко лбу матерчатый компресс, уныло ковырялась в тарелке и при появлении Раша не нашла сил даже на пожелание доброго утра. Только кивнула и сразу поморщилась от головной боли.
