– Мне тоже так показалось, – согласился Арэн.
– Если собираетесь вмешиваться, то без моего участия. – Миара поднялась. Ее качнуло в сторону, язык заплетался, но взгляд оставался трезвым. – Мне дорога жизнь, и я не хочу закончить ее рядом с девчонкой на плахе. Вы пришли в чужие земли, не зная нравов северян, но хотите навязать этим варварам свою волю? Без меня. Надеюсь, до рассвета боги вложат в ваши пустые головенки хоть каплю разума. Иначе наши пути разойдутся.
С уходом Миары ее место за столом заняло напряжение. Мужчины переглядывались, но никто не решался заговорить первым. Арэн понимал их – вероятно, и Раш, и Банрут мысленно соглашались с Миарой. Он и сам понимал истинность ее слов, но нутро протестовало. Его преследовал образ несчастной, посиневшей от холода Хани, которая так бы и замерзла в лесу, если бы не он. И ее решительный взгляд, когда она согласилась принять наказание: северянка знала, что ее ждет, но не стала отпираться.
– Дикари, – повторил слова, сказанные нишаном в тот день, когда они натолкнулись на кельхов. Немного помолчал и добавил: – Утром едем. С Хани или без нее.
Может быть, потом, если боги пощадят его и дадут славно встретить старость в окружении внуков, он поймет, правильный ли сделал выбор, оставив пигалицу на милость ее собратьев-варваров. Сейчас ответа нет, только сомнения.
– Преклоняюсь перед твоей мудростью, – согласился Банрут. – Я попрошу Изначального послать маленькой госпоже мужество и храбрость, достойно встретить всяческие испытания.
– Пройдусь, остужу голову.
Арэн вышел на морозный воздух, громко выдохнул. Над Яркией еще висел смрад горелой плоти шарашей – он выедал глаза и гнилостным привкусом прилипал к языку. И все же здесь дасирийцу дышалось легче, чем в «Медвежьей лапе». Он наугад выбрал направление. Тяжелые тучи, затянувшие небо, сыпали снегом, и тот поскрипывал под сапогами. Проходя мимо амбара, в котором разместили раненых, он заметил двух северян, которые как раз волокли третьего – тот едва переставлял ноги, хрипел. Несчастного повалили на землю, проверили, чтобы голова легла на стоящую тут же колоду. Воин с тяжелым топором встал над неподвижным телом приговоренного и одним крепким ударом отсек ему голову.
Дасириец остановился, одновременно и пораженный, и обозленный такой дикостью. Он отлично помнил слова Мудрой: «К ночи узнаем, скольких заберет порча…»
Между тем северяне оттащили мертвеца в сторону, бросили на целую гору неподвижных тел, среди которых Арэн заметил пару коротких детских ступней.
Похоже, порча уже забрала многих, а до рассвета еще несколько часов.
Чтобы не вмешаться и не наделать глупостей, о которых предупреждала Миара, он пошел быстрее. Пообещал себе не смотреть по сторонам, уткнулся взглядом в носки сапог и бесцельно брел вперед. Остановился, только когда дорога уперлась в частокол. По правую сторону стоял дом Мудрой, в единственном окне дрожал тусклый свет.
Арэн толкнул дверь. Та без труда отворилась, будто его здесь ждали. Он пригнул голову, чтобы не треснуться лбом о низкую притолоку. Сразу видно, мужчины здесь редко бывают: мало кто из местных смог бы протиснуться в проем.
Внутри пахло горечью и пряными травами. Арэн узнал ароматы полыни, шафрана и липового меда. Откуда бы ему здесь взяться? Даже в гораздо более теплых землях Дасирийской империи и намного южнее нее мед был диковинкой и стоил не меньше десяти лорнов за пинту.
– С чем пришел? – окликнула его Мудрая.
Арэн не сразу заметил ее: старая женщина переоделась в меховые одежды и сливалась со шкурами, которыми были обиты стены. Она, сощурившись, изучающе посмотрела на гостя и затянулась из длинной курительной трубки.
– Хочу знать, что будет с Хани.
– И ради этого беспокоишь меня в моем доме, придя без разрешения?
– Дверь не заперта.
– И на ней нет замка, – добавила она. – Никто не входит сюда, пока я не зову.
Арэн скрипнул зубами. И зачем только пришел? Собирался же проветрить голову, прогнать злость и успокоить совесть. А вместо этого приплелся к Мудрой, вломился к ней посреди ночи и теперь, чего доброго, попал в немилость к старухе, от которой здесь зависит если не всё, то многое.
Дасириец обернулся на дверь, раздумывая, не уйти ли.
– Садись уж, коль пришел. – Мудрая кивнула на мешок у очага, ровно напротив того места, где сидела сама.
Арэн послушался.
– Староста горяч. Он мужчина, и в нем кипит кровь воина. Издавна северяне вели войны за эти снежные просторы, наши дети
