Полуразрушенные залы дворца сейчас пахли озоном энергетических разрядов, порохом и столь знакомым тошнотворным запахом сгоревшего человеческого мяса. Каждые две минуты под его сводами раздавалась одна и та же команда, после чего воздух раздирал хлопок залпа десяти штурмовых винтовок.
Кровавый и жестокий бунт, захлестнувший столицу королевства, был подавлен. Лишившись общего командования и приказов, восставшие не смогли организовать серьезного сопротивления неожиданно вошедшим в город штурмовым частям бароната. Последним их оплотом стал королевский дворец, хорошо укрепленная цитадель, способная выдержать полноценную осаду, но восставших было слишком мало, и им не хватило времени, чтобы организовать оборону. Последние очаги сопротивления были подавлены через несколько часов после того, как карательные части взяли штурмом центральные ворота. Теперь же наступало время расплаты. Никаких трибуналов, судов или публичных обвинений. Расстрельные команды уничтожали всех, кто был обнаружен во дворце, в том числе прислугу и пленных из дворцовой тюрьмы. Никто не должен рассказать, что здесь произошло, никто не должен вынести эти события за пределы стен дворца.
Эдвард со снятым шлемом боевого костюма наблюдал за продолжавшимися расстрелами. Даже несмотря на то, что сервисные дроны убирали тела приговоренных, их все равно становилось только больше, процесс уничтожения шел без единого промедления, когда выводили новых, им приходилось перешагивать через тела своих товарищей и стараться не поскользнуться в растекавшихся лужах крови.
- Стойте! – увидав знакомое лицо, поднял руку, остановив процесс. Расстрельная команда, уже прицелившаяся, синхронно вернула винтовки в прежнее положение и вытянулась по стойке «смирно», ожидая дальнейших распоряжений. Выйдя вперед, подошел к выстроенным вдоль стены высшим офицерам королевства, поддержавшим восставших. Именно это и было самым страшным и ужасным в произошедшем. Не какая-то колония или отдельный городской квартал вспыхнули пламенем хаотически рожденного бунта, а высшее командование, старшие офицеры и приближенные к трону люди. Прежде думал, что может им доверять, может на них положиться, но в итоге оказалось, что практически каждый из них собирался вогнать нож ему в спину.
- Даже ты… – разочарованно прошептал Эдвард, покачав головой, – Ну почему? Почему даже ты? Я ведь действительно называл тебя другом… И так ты мне ответил? За что? Что я такого сделал, чтобы даже ты… – с трудом подбирал слова. Не было даже злости, была пустота разочарования, обида и страшная, глубоко проникающая боль, разрывающее последние надежды в клочья. Даже самые близкие друзья, те немногие, кого действительно мог так назвать, предали его, ударив в спину. Непонимание и обида, именно так легче всего было охарактеризовать его чувства.
- За что? Ты задаешь неправильные вопросы, – пленник с разбитой губой и простреленным плечом даже в такой ситуации сохранял положенные дворянину гордость и достоинство, – Почему. Эдвард, ты действительно великий человек, я скажу это и сейчас, но теперь… Ты сошел с ума! Ты хоть сам это понимаешь? Ты бросаешь королевство из одной войны в другую. У тебя руки даже не по локоть в крови! Ты уже по горло в ней! Посмотри сам… – он закашлялся кровью, но тут же снова взял себя в руки и смело посмотрел в глаза Эдварду, – Ты видел, сколько гробов каждый день возвращается домой? Сколько кораблей ежедневно прибывает в наши города, загруженные под завязку телами сынов королевства? Кто виноват в их смерти? Кто их бросает в мясорубку снова и снова?
- Я пытаюсь спасти свой народ, – ответил ему Эдвард, – Каждый день умирают десятки тысяч, чтобы миллиарды могли проснуться следующим утром. Неужели это чрезмерная цена? Я…
- Ты воюешь потому, что в тебе уже ничего другого не осталось! – рявкнул пленник, – Ты выгорел, это скажет тебе каждый! Я не вижу того дворянина, что был когда-то, вместо него пустышка, тело без души и жалости. Ты вообще можешь еще хоть что-то чувствовать? Что ты испытывал, когда выжигал целые города на Саальте вместе с гражданскими? Ты слышал крики тысяч детей, что сгорали заживо? Ты безумец! Ты успокоишься только тогда, когда уничтожишь все, до чего сможешь дотянуться, и следом умрешь сам. Тебя необходимо было остановить, пока еще возможно сохранить хоть что-то!
- Ты не понимаешь, – покачал Эдвард головой, – Никто из вас не может понять…
- Что не можем понять? Думаешь, ты один терял близких людей? Мы все кого-либо теряли! Все прошли через это! И смогли жить дальше! А ты все никак не можешь успокоиться! Ты сам уже как мертвец, только тянешь за собой в могилу и остальных! Я не хочу в этом участвовать!
- Ты не будешь, – покачал головой Эдвард, отходя в сторону, – Твоя семья и твои дети не понесут ответственности за случившееся, все их привилегии и имущество будут сохранены. Никаких репрессий к близким людям не будет. Ваши имена не будут осквернены упоминанием о случившемся, – он кивнул головой и в следующую секунду воздух разорвала трескотня автоматических очередей. Тела смертников затряслись от многочисленных попаданий, вырывающих из них куски и забрызгивающих кровью стену
