ненужных страданий. Он отказался от нее, заменив холодным расчетом, где ничто не имело значения, всего лишь имена и цифры в базах данных. Ненависть, вот то единственное, что оставил себе после этого. Холодная, тщательно выверенная и рассчитанная ненависть, все еще дававшая ему стимул жить, что вела его и дальше, оправдывая любые жертвы и выбираемые пути. Она убивала все остальные чувства, притупляла боль потерь и заглушала муки совести, оставляя после себя лишь холодную и черную пустоту в сознании, где было тихо и, главное, спокойно. К пустоте внутри можно привыкнуть, равно как и к пустым снам без сновидений.
Он вспомнил улыбавшуюся Алису, смеявшуюся над его испугом снова показываться под взглядом Виолы Церновны, и на душе сразу стало как-то теплее, будто что-то большее, чем простые логические размышления, выкарабкивалось из-под шрамов и пепла, почти похоронивших его душу в непрерывных походах и сражениях, сквозь какие шел год за годом, ради победы жертвуя всем, не деля на важное и неважное. Нечто похожее он чувствовал, когда еще жива была Изабелла, когда он еще чувствовал вкус ее губ, запах ее волос…
Стоять! Эдвард сам себя отдернул, прогоняя из головы эти воспоминания, что когда-то были единственным, дававшим ему повод жить дальше. Такие эмоции не приведут ни к чему хорошему, только мешают думать и принимать правильные решения, заставляя действовать глупо и импульсивно. Прошлое должно оставаться в прошлом, это всего лишь старые воспоминания, что причиняли боль, и незачем вновь вызывать к жизни эти старые образы. Они должны быть там, где им и надлежит быть, напоминая, ради чего сражался, ради чего бросил вызов сильнейшим существам своего мира, решившим, что они могут по своей прихоти коверкать человеческие жизни.
Необходимо сосредоточиться на действительности и том, что необходимо сделать именно сейчас. Так что первая цель – забрать эластичный бинт у врача и вернуться на линейку. Хоть это он может сделать самостоятельно? «Совенок» всего лишь еще одна проблема, вставшая на его пути, но не из тех, что можно решить грубой силой, это понятно даже по первому взгляду. Если принять его правила, сыграть в ту игру, что тебе предлагает, тогда шансы на удачный исход вырастают, надо только их не упускать. Распрямившись, Эдвард встряхнулся. К демонам все остальное, надо выбираться из лагеря, и пусть потом катится куда угодно, хоть в саму Бездну, вместе со всеми его обитателями.
Постучавшись в дверь, Эдвард дождался разрешения войти и осторожно приоткрыл дверь. Внутри было несколько прохладнее, чем снаружи, а Виола сидела за своим столом, что-то записывая в медицинскую книжку, попутно закусывая зеленым яблоком, хрустящим на все помещение.
- Ааа… снова ты, пионер, – улыбнулась врач, поворачиваясь к нему и закинув ногу на ногу. На ней все тот же белый медицинский халат, надетый поверх блузки, но только сейчас заметил сетчатые чулки, какие сейчас можно хорошо рассмотреть, когда полы халата свалились обратно вниз, на стул, – Значит, снова решил заглянуть… Рассказывай, что у тебя… Или мне самой осмотр устроить? – она прошлась по нему взглядом и усмехнулась, – Красивая татуировка. Они мужчин… украшают… – и очередная томная улыбка, от которой Эдвард снова вспомнил, что на самом деле его возраст несколько старше, чем у его нынешнего тела, а опыта в ублажении женщин наверняка больше, чем у любого другого обитателя этого лагеря из мужской половины населения.
- Вот как раз по этому поводу к вам, – он старался вести себя спокойно, уже зная, что можно ожидать от Виолы и сейчас стараясь контролировать свое сознание. Такой подход должен помочь, всего лишь успокоиться и тщательно отмерять свое мышление, отметая все несущественное или не относящееся к теме. Холодный рассудок и логичное мышление нередко могут вытащить и из куда более жестких и тяжелых ситуаций, чем та, в какой сейчас оказался. Подняв руку с татуировкой, добавил, – Ольга Дмитриевна к вам отправила за эластичным бинтом, чтобы замотать. Говорит, пионерам с таким нельзя на улице показываться.
- На то она и вожатая, чтобы держать пионеров строго, – усмехнулась Виола, вставая со своего места и отходя к шкафу в дальнем углу комнаты, принявшись там отодвигать полки в поисках бинта, – Хотя позволять можно и немного больше, чем положено, не так ли? – она на секунду повернулась к Эдварду и ловко подмигнула, но он предпочел сделать вид, что ничего не заметил. Еще несколько выдвинутых полок, шум вскрываемой упаковки и, наконец, Виола поворачивается к нему с бинтом в руке, – Давай, пионер, показывай… татуировку.
Эдвард протянул ей руку и Виола начала уверенно наматывать бинт слой за слоем, не плотно, чтобы не пережать сосуды, но и достаточно туго, не допуская сползания. Действовала уверенно и быстро, чувствовалось, что перебинтовывать пионеров для нее вполне привычное занятие, хотя Эдвард сейчас предпочел бы, чтобы между ними оказался хотя бы письменный стол, за каким она сидела несколько минут назад, наблюдая за ее действиями.
- Вот и все, можешь быть свободен, – Виола завернула кончик бинта почти у кистевого сустава, остановившись чуть выше того места, где он бы уже начал мешаться при движении ладони, – Если еще что-то будет надо, заходи… – она снова вернулась к письменному столу, а Эдвард поспешно покинул помещение, надеясь, что все же не опоздал к началу линейки.
