И, конечно же, остров… Первый раз я расплакалась – настолько было больно очутиться в этом месте без Ричарда, понимая, что все осталось в прошлом. Потом я просто злилась.
А спустя три дня – озверела совсем… Когда в очередной раз оказалась на белом песке острова вместо своей комнаты во дворце, куда должна была попасть, я попыталась сорвать перстень – и выбросить его в воду. Не удалось.
– И что это такое? – возмутилась я, уставившись на перстень с сапфиром, как на живое существо.
– Добрый день, Вероника, – раздался у меня за спиной мужской голос.
– А… – отпрыгнула я.
– Простите, если напугал, – насмешливо поклонился мне Владыка Ир, повелитель океана. Кстати, в отличие от наших прежних встреч, он был одет.
– Добрый, – пробурчала я.
– Вы зря злитесь на артефакт. Когда вы переноситесь, он руководствуется тем местом, где вам будет максимально безопасно. Только и всего.
– А почему перстень не снимается?
– Не хочет, чтобы его выкинули в воду, я полагаю, – усмехнулся зеленокожий мужчина. – Вы успокойтесь. Уберите из сознания злые мысли. Теперь попробуйте снять. Видите… Все получилось. Теперь надевайте обратно. Вещь-то бесценная…
Изумрудные глаза сузились, вглядываясь туда, где море сходилось с небом.
– Жаль, что так все получилось с принцем Ричардом, – не отрывая взгляд от горизонта, прошептал Ир.
– А вы… тоже считаете, что у меня роман с его отцом?
– Я не знаю… Но… Вы не похожи на женщину, у которой роман, – заметил Владыка Ир. – Да и император Фредерик не выглядит счастливым.
– Может, вы объясните это Ричарду?
– Зачем? Он должен понять это сам.
Море тихо дышало. Оно было таким же томным, спокойным, как его владыка. Интересно… этот зеленый когда-нибудь выходит из себя? Может, йогой занимается в свободное время? Кстати, надо попробовать…
Этой ночью я сошла с ума. Я даже засыпала с мыслью о том, что хочу увидеть Ричарда. Наверное, виноваты мои путешествия по местам боевой и политической славы, так сказать… А что… Перстень несколько дней таскал меня по нашим спальням, погружая в воспоминания…
Это был лес, в котором мне уже приходилось бывать. Я не столько узнала пейзаж, сколько почувствовала это. Но место было другое. Луна светила настолько ярко, что можно было разглядеть окружающие деревья. Огромные исполины с листьями, по форме напоминающими лопухи. Каждый лист устлан ковриком иголок – как у нашей елочки, только зелень ярче и мягче на ощупь. Мох под ногами был сухим. Меж голубоватых стволов, на полянке стоял домик. Эдакий приют охотника на привале. Дверь избушки даже не скрипнула, когда я тихо проскользнула внутрь. Пахло деревом, травами и еще чем-то очень знакомым, причиняющим боль…
Почему-то я была одета в то самое платье, которое сшили для свадьбы. Золотистый атлас шептался с лунным светом, подсматривающим сквозь зашторенное окошко в темноту комнаты. Кожей чувствовала, что платье надето на голое тело.
Перед очагом была расстелена огромная мохнатая шкура, на которой спал Ричард.
Я была настолько взбудоражена воспоминаниями… к тому же – это же сон. Мой сон. Так что смущаться? Прежде чем сообразила, что творю, я скользнула к нему.
– Ника, – прошептал он, не открывая глаз. – Это снова ты…
– Я, – потерлась щекой о его грудь.
– Счастье мое, – потянулся он ко мне. – А мне столько времени одни кошмары снятся…
– Это только кошмары, – почему-то ответила я, тая под его поцелуями. – Не верь им.
– Ника, – простонал он. – Радость моя. Любовь моя…
– Я ведь без тебя не живу, – шептала я ему в ответ. – Я ведь твоя. Только твоя…
Все было по-прежнему. Все наконец-то было правильно. Только мы. И наша тихая, бесконечная, трепетная нежность.
Сливались стоны и дыхание, сплетались тела, словно боялись друг друга потерять. Мы опять совпали – как волны прибоя и долгожданный берег. Каждым прикосновением мы жаждали объяснить друг другу, как плохо нам, когда мы не вместе. Мы сожгли себя в пепел, расставшись, корчились от боли, а теперь возрождались в объятиях…
Я распахнула глаза и поняла, что где-то ярко светит солнце. Ричард дремал, крепко прижимая меня к себе. Склонилась над ним, нежно коснулась губами шершавой щеки.