Так, стоп! Ты, кажется, хотела навестить родителей? Чего сидим, кого ждем? Поехали!
Я пообнималась с Греем, который радостно носился вокруг меня. Тихонько отворила дверь, поняла, что мама с кем-то разговаривает. Прислушалась.
– Посоветуйте, как мне быть… – раздался голос, настолько похожий на голос Ричарда, что я вздрогнула.
– Фредерик, – сказала мама, – вы были не правы… Вот зачем вы вмешались?
– Вероника несчастна, Ричард несчастен. А я этого не хочу.
– И вы сделали лучше?
– Да поймите вы! Мой сын не виноват! У него пробили защиту, его заколдовали! Да, я и сам не пойму, как это удалось. И пока никто из моих магов не может дать мне внятный ответ. Есть у меня подозрение, что это все как-то связано с нападением кентерберийской змейки – именно после этого все и началось. Но Ричард…
– Выгнал на снег мою дочь. Подверг ее жизнь опасности. И – судя по всему – оскорбил ее на празднике.
Повисло молчание.
– И что мне делать? – тихо спросил владыка империи.
– Вам остается самое тяжелое… Ничего не делать. Ждать.
Я не стала заходить – прекрасно понимала, для чего прибыл Фредерик. Разговаривать с ним не хотелось. Решила, что поеду обратно, а маму, папу и Феликса навещу в другой раз. Интересно, а Наташа еще здесь, у родителей? Ведут ли разговоры о судьбе бастарда императора в присутствии беременной женщины?
Представила картину – представление императора другого мира писательнице, которая сочиняет фэнтези. И рассмеялась. Вышла за калитку, подошла к любимому «пыжику». И обнаружила рядом с собой… Ричарда.
– Ника… – тихо сказал он.
– Что вам угодно, принц Тигверд?
– Я заслужил это, – склонил голову он.
– Более чем, – любезно согласилась с ним я.
– Не уберег.
– Совершенно верно.
– Все это время… Я не могу понять, что со мной. Я оживаю, только когда рядом ты. Я безумен, когда тебя нет.
– Послушай, Ричард. – Я потеряла терпение. И к тому же замерзла. – Я безмерно сочувствую твоим страданиям. И судьбой империи Тигвердов я тоже обеспокоена. Но… давай мы все все-таки будем существовать порознь. Я отдельно. А ты, империя и ее враги – отдельно.
– Ника, я тебя люблю…
– Я тоже тебя люблю. Я не собираюсь тебе лгать. Никогда не лгала, если ты заметил. Надеюсь, теперь в этом нет сомнений?
– Нет! Ника, теперь все будет по-другому! Любимая, теперь все будет хорошо. – Мужчина, которого я любила, улыбался светло, искренне, с надеждой и… любовью. Стало больно. Очень.
– Ричард… Послушай меня. Пожалуйста, выслушай. Услышь! И попытаться понять. – Я достала сигареты, закурила.
– Вероника, не делай… – Ричард хотел выхватить у меня сигарету… Зря.
– Я не твоя собственность, не твоя женщина, я буду делать то, что считаю нужным, – это первое. Ты простил меня только потому, что меня обнюхали твои ищейки, – это второе. Я люблю тебя, но я ненавижу себя за это – это третье.
– Ненавидишь за любовь ко мне? Ника… Ника, но почему?
– Ты верил и доверял только потому, что обладал способностью точно знать – где правда, а где ложь… Очень полезная магия… Но именно она отравила ваш мир – именно она разрушила наше счастье, Ричард. Любовь моего мира строится на том, что люди, не зная правду, верят и доверяют друг другу. Не проверяя, они верят в искренность, преданность. Конечно, мы тоже способны… почувствовать. Не так, наверное, сильно, как вы… Но у нас тоже такая способность есть. Вот только величайшая ценность этого мира – моего мира, Ричард, – это вера.
– Тогда почему до этого ты на все соглашалась? Ты же знала, что я маг и чувствую ложь? – Глаза мужчины сузились, слова выбрызгивались из него, будто змеиный яд…
Он посмотрел на меня и зло продолжил:
– Как ты назовешь ту величайшую ценность, ради которой ты согласилась стать моей экономкой? Как? Скажи мне, Вероника? Скажи, и я поверю в благородство, о котором ты говоришь!
