Людомар фыркнул: он совсем забыл про наличие ребенка. Испуганная бедняжка не ела и не пила два дня, но, в конце концов, голод и жажда победили страх, и она решилась напомнить о своем существовании.
Жаль, что под рукой не было ниуса. С помощью его мелких дротиков с паралитическим ядом на конце людомар бы без труда добыл птицу или мелкого зверя. Теперь же, здесь в Редколесье да еще при свете солнца будет очень трудно достать еду. Людомары бросали ниусы малозаметным движением кисти. Охота с луком была слишком грубым видом охоты, ибо натяжение и скрип лука были слышны на многие метры вокруг.
От необходимости покормить малышку сознание людомара вмиг прояснилось. Самое простое, найти ей питья. Это было не сложно. Сок йордона сладок и очень питателен, хотя охотник не знал, пригоден ли он для пасмасов. Но попробовать стоило.
Первым делом людомар тщательно обнюхал ребенка, пытаясь дотянуться до запахов из ее кишок: что она ела последний раз. От нее пахло прокисшим молоком и забродившим хлебом. Этого в редколесье отродясь не найти.
Подумав еще некоторое время, людомар принялся собирать жуков и иных насекомых, которые девочка брезгливо отвергла. Охотник с удовольствием съел их сам. Лишь к вечеру ему повезло добыть нескольких ящериц, вылезших погреться на солнце.
Завидев эту добычу, девочка заулыбалась, ловко скатилась со спины иисепа и вытащила из-за пазухи рочиропс. Он был замызган и очень грязен. К тому же зелен, что говорило о его нижайшем качестве.
– Пфу! – показала она, что плюет на него. – Пфу! – и протянула охотнику. Тот плюнул на кристалл.
Тихое шипение со временем превратилось с пышущий жар.
Девочка снова взобралась на людомара, без спроса вытащила с его бока кривой нож-клык и поделила ящериц на мелкие кусочки. Каждый из них она принялась зажаривать и тут же есть. Куски, причитавшиеся людомару и иисепу, она аккуратно раскладывала в стороны от себя.
Иисеп с интересом втягивал запах жареного мяса, но по взгляду охотника понял, что ему нельзя подходить к девочке, ибо одного взмаха языка было достаточно, чтобы слизать не только кусочки мяса, но и самого ребенка.
– Сын Прыгуна, ты ли так зовешься?! – раздался голос позади охотника. Он резко обернулся. – Да-а, это ты, Сын Прыгуна. – Светлый, появившийся в нескольких десятках шагов от троицы, быстро подходил к очагу. Его седые космы свисали перед ушами двумя длинными косичками, а бородка была скреплена деревянными палочками.
Девочка подняла голову, быстро окинула взором лица людомара и иисепа, заметила спокойствие на них, и не нашла причин самой обеспокоиться.
– Ты в Редколесье, не забывай это. Чернолесье сокроет тебя и твои следы. Здесь все по-иному. Даже мой старый нос учуял запах жаркого.
Светлый мало чем отличался от Сына Прыгуна. Может быть, был немного выше него. Людомары все на одно лицо. Почти.
– Почему ты здесь? – спросил Светлый, и, не дождавшись ответа, спросил снова: – Ты оглох ли?
– Нет, мар… Я не оглох. Я устал. С последнего дождя я не сомкнул глаз.
Светлый остановился, оправил пепельного цвета волосы – лишь настолько иссиня-черная шевелюра людомаров могла выцветать к старости – и внимательно посмотрел на охотника.
– Ты долго не спал, но я знаю, с чем ты пришел. Иди за мной.
Приказав иисепу приглядывать за малышкой, охотник направился вслед за старцем.
***
Подходя к йордону, на котором стоял донад Светлого, людомар почувствовал присутствие другого охотника. Через некоторое время он заметил две ноги, высовывавшиеся из-под ближайшего куста.
– Он спит, – сказал старец, не оборачиваясь.
Они поднялись на верхний ярус ветвей.
Донад Светлого не представлял собой ничего особенного. Обыкновенное жилище старика: пяти шагов хватило бы, чтобы пройти его вдоль, и еще столько же – поперек.
– Эльениа, – проговорил старик и толкнул стену своего жилища. Стена разошлась в стороны и сокрыла старика.
Сын Прыгуна опешил. Он с удивлением заглянул за стену. Край донада свисал с ветвей дерева и пребывал на высоте пятидесяти локтей.
В этот момент старик снова возник прямо из стены, и с улыбкой посмотрел на молодого охотника.
