– Я постараюсь тобой не рисковать, охотница.
Крепко держа меня за руку, Ивар повел незнакомыми дворами. По моим подсчетам, мы преодолели около трех кварталов, когда свернули к свалке, за которой возвышались стены недостроенного здания. Запах тут стоял соответствующий.
– Смотри под ноги, – предупредил Ивар.
Я старалась идти след в след за ним, но все равно дергалась, потому что среди мусора то и дело сновали жирные крысы и копошились тараканы. Преодолев «минное поле», мы забрались в недострой. Я смогла, наконец, вдохнуть полной грудью. Тут гулял сквозняк, и пахло сыростью, но дышать стало ощутимо легче.
Побродив полутемными коридорами, мы оказались в подобии внутреннего дворика, окруженного стенами со всех четырех сторон. Здесь густо росла трава, пышно раскинулись кусты жасмина. Ивар подвел меня к ржавой бочке, валявшейся на боку, и попросил:
– Присядь.
Я опустилась, не чувствуя под собой ног от любопытства. Тогда он отошел на середину двора и коротко свистнул. Сначала было тихо, потом в одном из темных дверных проемов показалась фигурка мальчишки. Ребенок, видимо, узнал Ивара, потому что приблизился без страха. Ивар отдал ему пакет с едой и перекинулся парой слов. Мальчишка кивнул, глянул на меня, повернулся и убежал, сверкая пятками.
И тут, как по мановению волшебной палочки, из всех щелей полезли люди. Нет, не люди… лекхе! Они не выглядели оборванцами, хотя, как я догадалась, устроили здесь убежище. Что-то вроде поселения, но только без особых удобств.
– Это и есть квартал Искусств? – спросила я, когда Ивар вернулся и присел со мной рядом.
– Угу, – он кивнул.
– Как ты о нем узнал?
– О, это не я, а Байрон. Это он поделился со мной.
– Так вот для кого ты купил еду…
– В качестве оплаты за представление.
– Почему они живут тут, а не в Сопротивлении?
– Потому что считают: творчество должно быть свободным от любых рамок.
В это время на середину дворика вышла девушка со скрипкой. На ее плече сидел соловей. Вскинув смычок, скрипачка коснулась струн – и птица запела. От изумления я открыла рот.
– Это… ее фамильяр?!
– Да, – вполголоса подтвердил Ивар.
– Фамильяр умеет петь?
– У нас с фамильярами ментальная связь, – Ивар коснулся виска, – хозяйка управляет птицей так же, как управляет пальцами, когда играет на скрипке.
Он сказал «у нас», хотя сам не имел фамильяра, но я не стала говорить об этом вслух. Урок в автобусе прочно закрепился в памяти. Вместо этого решила насладиться представлением. Сочетание звуков было потрясающе красивым. Скрипка выводила основную партию, мелодия то бушевала, как море в шторм, то журчала неглубокой речкой. Птичьи трели дополняли музыку вкраплениями, но отдели одно от другого – и получилось бы уже не то.
Я слушала и слушала, и уродливые стены недостроенного помещения заволакивала дымка. Исчезли запахи сырости. Забылась свалка, которую пришлось преодолеть по пути сюда. За спиной скрипачки упал тяжелый бархатный занавес кулис. Под ногами возникли доски пола. Свет софитов выхватил девичью фигурку, а птичьи перья заискрились синеватым отливом. Когда последний звук растворился в тишине, огромный зрительный зал взорвался аплодисментами.
Я тряхнула головой. Хлопал один Ивар, а все вокруг стало как прежде.
– Тебе понравилось, охотница?
У меня просто не находилось слов.
– Я… не знала, что лекхе умеют…
– Играть на скрипке? – лукаво глянул он.
– Да… – я смутилась, – то есть… что они понимают в музыке.
Ивар беззлобно фыркнул и приобнял меня.
– Моя маленькая охотница. Маленькая и глупая.
Я зажмурилась, пока он целовал мой висок, щеку и шею. Рядом с ним действительно ощущала себя такой – маленькой и
