Из дома вышла Софья, гоблин тут же спрятался в тень. Софья, заметив меня в беседке, подошла и присела рядом, прижалась к плечу:
– Спасибо, особенно за платье. Уже забыла, когда последний раз нормально одевалась. Дорогое, наверное?
– Не дороже денег, – приобнял я девушку.
– Я соскучилась. – Она повернулась ко мне и вдруг впилась в мои губы.
Через пять ударов сердца, показавшихся вечностью, девушка вспорхнула и убежала в дом, оставив на моих губах привкус трав. Я посидел пару мер, глядя на младшую луну, гулявшую в эту ночь в одиночестве.
Мокрый сезон к середине стал превращаться в холодный. Листвы на деревьях почти не было. По утрам вода в лотке лошадей подергивалась ледком. Изредка пролетали снежинки. Лошадей на ночь загоняли в конюшню. Гоблина пришлось переместить с чердака, где он жил, к нам в землянку. Он тут же нашел себе место – в углу, около печки. Софья перешила на Торку теплую одежду, оставшуюся после Солда.
Лечение Лекама не давало видимых результатов, но Савлентий с Софьей твердили об улучшении.
Малик разобрался с еще одним плетением жезла светлого мага. Им оказался, как он и предполагал, «воздушный кулак». Также Малик с легкостью смог активировать перстень-амулет ночного гостя из Ордена сов, про который мы уже забыли, но отец нечаянно наткнулся на него, перебирая вещи. Амулет ментально отводил взгляд. Вернее, заставлял разумных концентрировать внимание на предметах, находящихся в противоположной стороне от владельца кольца, но только если вначале ты не увидел владельца. Если я смотрел на Малика, то все его потуги не приносили результата. Я не чувствовал желания отвернуться и забыть про него.
У хасанов появился подшерсток, и они с удовольствием стали ночевать в беседке. В протопленной землянке им было некомфортно. Еще волчата буквально на днях должны были инициироваться. Несмотря на их возраст, им до сих пор не могли придумать имена. Вернее, вариантов имелось море, но они ни на одно не отзывались. Зато котенок отзывался и на орочье Темный, на эльфийское Черныш, и на Софьиного Пушистика. Днем он зачастую приходил в дом к Савлентию и нежился у печи, занимая полкухни. На ночь однозначно возвращался в лес к матери.
Я уже без помощи меча видел силу и старательно учился у Савлентия тянуть и толкать ее потоки, чтобы потом связывать их в плетения. Помимо этого мы с Маликом и Софьей учились у орка биться на мечах. По словам Храма я уже сносно владел не только мечом, но и мечом в паре с кинжалом. У остальных результаты были похуже, но наметились улучшения. Как говорил орк: «Возможно, кругов через пятьдесят им можно будет позволить сразиться с Торкой».
Гоблин уже немного освоился и даже пытался чем-то помогать, но, кроме как чего-нибудь принести, ему ничего не доверяли. Конюшню он чистил до понятия чистоты, доступной только ему. Иными словами – что чистил, что не чистил. Остальные задания выполнял аналогично. Мне даже временами казалось, что он это делает специально, но, глянув в его преданные наивные глаза, гнал от себя такие мысли.
Кроме занятий у Савлентия и орка, я овладевал стрельбой из лука под руководством Эля. И даже достиг, как мне казалось, определенных результатов, хотя эльф при таких словах морщил свое благородное лицо.
Савлентий вдруг увлекся норанским языком и начал изучать его под руководством Малика, причем учил с необычайной быстротой. Во многом этому способствовали зелья для улучшения памяти, изготовленные Софьей, и обруч-амулет с аналогичными функциями, сделанный дедом совместно с Маликом. В обруч скопировали плетение, накинутое на меня в академии.
– Давите его с разных сторон. Вы видите, он заставляет вас мешать друг другу, – напутствовал орк Софью и Малика, пытавшихся зажать меня в клещи.
Я поднырнул под меч Малика, подрубив его под колено деревянным мечом, провел после этого молниеносную атаку на Софью и нанес ей ряд «смертельных» ударов.
– Ладно, на сегодня хватит. Малик, Норман – на конюшню, Софья – тебя Лекам с дедом ждут.
Пока мы шли с площадки, Софья, огорченная своим проигрышем, съязвила:
– Эн Ровен, – она дней через пять после нашей поездки в город узнала о моем баронстве от брата и теперь часто звала меня так, в особенности когда была не в духе, – а вы, случайно, не ускорялись, когда наносили удары девушке?
– Дорогая эр Шальная, если бы ты была мужчиной, я бы вызвал тебя на дуэль, где за оскорбление вашими подозрениями с превеликим удовольствием добавил бы дополнительных синяков.
Тут же пришлось уклониться от подзатыльника, который мне вознамерилась отвесить хрупкая, но временами такая тяжелая ручка. Я пресек удар, подхватил Софью второй рукой и поцеловал в курносый носик.
– Усюсюсечки! – прокомментировал Малик.
Поскольку мы были уже не единожды пойманы на поцелуях в беседке, скрывать наши симпатии перестали. В результате, кстати, избавились от многих насмешек.
– О, лесная гвардия с учений вернулась, – встретил нас Лекам. – А где старший зеленый?
– Идет где-то.
Малик не стал развивать шутку про зеленых, так как она слетела с его уст, когда появился гоблин, а Храм необычайно болезненно ее воспринял. И хотя все хохотали, неделя, проведенная на ристалище в паре с орком, воспитала уважение к учителю, проявившееся синяками на многих частях тела артефактора.
Мы с Маликом, ступая по первому снегу, выпавшему утром, пошли чистить конюшню. С собой прихватили гоблина, слоняющегося без дела. Толку от него в работе никакого, зато было весело смотреть, как Торка, прилагая все усилия, пытается соскрести подарки полутора десятка копытных. В середине процесса уборки заглянул эльф:
– Женишок, а ты знаешь, когда у твоей невесты день рождения?
