– Что за той дверью? – спрашивает Шара.
«Божеств, – припоминает она, – можно убить только оружием каджа. А вот младшие существа – более уязвимы, и у каждого были свои слабости».
Так, пора решаться.
– Скольких ты съел, пока был заточен здесь?
И снова тварь перегибается пополам в издевательском хохоте. И танцующим шагом подходит к Сигруду – придирчиво осматривает его, прикидывая, каков он в бедрах, большой ли у него живот. Насмешничает. Вот я тебя сожру – влезешь в меня?
– Я так понимаю, многих, – говорит Шара. – И тебе они пришлись по вкусу, держу пари.
Шара оборачивается к стоящему за спиной канделябру.
– Такие штуки, между прочим, под запретом.
И она вынимает свечу и переворачивает ее. Естественно, основание помечено символом Олвос – язык пламени между двумя параллельными линиями. «Огонь в лесу».
– Такие свечи никогда не гаснут и дают яркий белый свет.
И она подносит ладонь к огоньку:
– А вот жар от них… о, жар от них – вполне настоящий. Это никакая не иллюзия.
– А ведь эти канделябры поставили сюда специально, правда? – улыбается Шара. – На случай, если тебе вдруг удастся выбраться из круга, верно я говорю? Ты тварь, созданная из пыли и тряпок, тебе придется очень аккуратно пробираться между ними, чтобы случайно не задеть пламя – и не загореться.
– Госпожа Торская – она ведь как увидела тебя, так и бросилась на помощь, правда? – тихо говорит Шара. – Бросилась на помощь маленькой девочке.
Шара вспоминает, как Ирина сидела над чашкой кофе: «Я пыталась выучиться. Хотела жить праведно. Хотела знать. А вышло только притворяться».
Шара размахивается и запускает в него свечкой.
Тварь мгновенно вспыхивает: ффух – и из груди у нее вырывается ярко-оранжевый язык пламени. Миг спустя творение Жугова окутывается оранжево-белым с головы до ног. Машет руками, извивается.
Где-то на задворках разума Шары истошно визжат дети.
Тут она снова вспоминает мальчишку в тюремной камере. Надо же, опять огонь, и опять по ее вине.
Пылающее существо бьется в соляном круге, налетая на невидимые стены. Искры и ошметки одежды разлетаются, как горящий вишневый цвет. Тварь обхватывает руками голову, жуткая пасть разевается в безмолвном крике.
А потом фигура истаивает, пламя потухает. Между канделябрами завивается пепел. Вскоре и он исчезает, и только черные отметины на полу напоминают о произошедшем.
Книга Красного Лотоса, часть IV. 13.51–13.59
Воссоздание
Шара идет к потайной двери через комнату. Шагнув в соляной круг, она внутренне сжимается: а ну как тварь воскреснет и бросится? Но ничего не происходит.
Она ощупывает щель в стене, поддевает ее пальцами – бесполезно, та не поддается.
– Подойди, посмотри сам, – зовет она. – Ты видишь здесь ручку? Или кнопку? Или рычаг?
Сигруд осторожно отодвигает ее в сторону тыльной стороной ладони. Потом отходит на шаг и со всей силы бьет ногой в стену.
Тишина взрывается оглушительным треском. Половина двери проваливается, а вторая половина, исходя белесой пылью, вдруг покрывается трещинами и рассыпается на части, как битое зеркало. Над кусочками стены вьются белые, остро пахнущие облачка.
Шара дотрагивается до обломков – на пальцах остаются белые следы.
– Ах, вот оно что, – бормочет она. – Штукатурка.
И она засовывает голову в дыру, вглядываясь в темноту.
Вниз под крутым углом уходят земляные ступени.
Сигруд подхватывает один из шкворчащих канделябров:
– Мне кажется, нам пригодится такая штука.