Выслушав мои сбивчивые объяснения, Лоу нахмурился:
— Что же делать? Может, ударишь его еще раз?
Бьорн перевел потерянный взгляд с него на меня. Губы этого здорового сильного мужика слабо затряслись, будто он собрался разрыдаться.
— Я не понимаю… — простонал он. — Не надо меня бить, пожалуйста, смею предположить, здесь закралась какая-то ошибка. Вы… — его глаза вдруг испуганно расширились. — Вы… анархисты? Вы хотите взорвать лицей?
М-да, а дело-то и впрямь пахнет жареным. Я попыталась вспомнить, что мне все это напоминает. Монеты с императором, заковыристая речь Бьорна и потеря им памяти, анархисты эти опять же. Не говорите мне, что…
— Вырубился, — констатировал Лоуренс и помахал ладонью перед носом мужчины. — Как же это все не вовремя. Ключи хоть где?
Это уже какая-то научная фантастика пошла, такое даже Дашке с ее фантазией не снилось.
— Ключи, спрашиваю, где?
Я отмерла, заметив, что Лоу повысил голос. Слушать, как он кричит на меня, было выше моих сил:
— Далеко! — отбрила я резко. — Даже тебе не достать. Сделай одолжение, сбегай до старейшин, забери у них эти долбаные ключи, прошвырнись до терминала и открой его уже сам!
Кажется, я тоже начала кричать.
— А… черт с тобой, — глядя на совершенно бессовестное лицо Лоуренса, я только рукой махнула. Что напрасно нервы тратить. Нервы, они, как известно, не восстанавливаются.
— Милана! Милана, подожди!
Я, не поворачиваясь, показала ему фигу и хлопнула дверью.
Бьорн приходил в себя тяжело. Никто даже не мог точно сказать, что происходило в его голове следующие несколько дней. Мужчина сделался замкнутым, не желал выходить из комнаты и с кем-либо общаться. Разве что только со мной.
— Почему все зовут меня этим именем? — спросил он, выспавшись и немного оклемавшись. Я сидела на краю постели и нервно мяла юбку на коленях. — От рождения я был наречен Родионом, меня крестили в церкви. Неужели это сон?
Так я и узнала, что зеленоглазого красавца с роскошной гривой темных волос и лукавой улыбкой зовут Родион и ему всего-навсего шестнадцать лет. Точнее, было шестнадцать лет, когда он загадочным образом переместился из России 1915 года в этот мир. Меня передернуло от мысли, что я заглядывалась на прыщавого подростка и — ужас! — позволила себя поцеловать.
— Я тебя понимаю, не волнуйся… Родион, — солгала я. Меня-то память пока не подводила. — Мы что-нибудь придумаем. Все исправится.
Недавно я жаждала, чтобы кто-нибудь говорил это мне, и вот сижу, успокаиваю здорового детину, как ребенка. Блин, он же и есть ребенок. Так ведь? И в какой-то степени я ответственна за то, что с ним сейчас происходит.
Вечером того же дня я принесла ему тарелку с супом на ужин и, пока он ел, размышляла над ситуацией. Но по всему выходило, что на пустом месте много не нафантазруешь.
— Ты помнишь, как попал сюда? — спросила я. Бьорн (ну не могу я его Родионом звать) отставил тарелку и сложил руки на коленях, как примерный ученик:
— Был конец учебного года, директор лицея, месье Мартен, позволил мне остаться на пару дней, чтобы дождаться приезда матушки с батюшкой. — Мужчина загрустил. — Каникулы я в имении проводил, под Петербургом, доктора мне смену обстановки советовали…
Вот и сменил обстановку.
— Я и друг мой, Федор, в сад полезли, куда ходить нельзя было, за ягодами. А после не припомню. Будто только что ото сна проснулся.
И он посмотрел на меня влажно блестящими зелеными глазами. Что я могла ему сказать? Что тоже пошла туда, куда не надо было, — и вот результат?
— Ты помнишь, что провел здесь много лет? — я вспомнила его собственные слова. — Десять, кажется.
— Помню, будто в книжке читал. Будто и не со мной было.
Мы долго разговаривали. Парнем он был неплохим, этот Родион из Петербурга, но по Бьорну я уже начала скучать.
— Похоже, время тут немного иначе идет, — попыталась объяснить я, хотя сама только-только начала вникать. — Интересно, сколько времени прошло с моего перемещения?
Само собой, никто не мог мне ответить, уж тем более несчастный потерявшийся Бьорн.
На второй день он проснулся более, хм, бодрым. Мне даже на секундочку показалось, что это снова Бьорн, но нет — у того взгляд был другим.
Странно, но с Родионом я чувствовала себя увереннее, может быть, потому, что он оказался в ситуации еще более худшей, чем я. Звучит немного эгоистично, однако и я никогда не утверждала, что склонна к альтруизму.
— Милана. — Кай подловил меня на улице, когда я шла обратно в дом. Ребят поселили отдельно, и мы за эти сутки виделись впервые. — Подожди, нам надо поговорить.
