В ней снова проснулись те странные ощущения, пережитые в роще. Откуда-то она знала, что не бабкин заговор помог, а платок, который она принесла: вода, которой она коснулась, стала мертвой водой, той самой, которая бьет из источника в Нави и обладает способностью заживлять все раны, даже приращивать назад отрубленные руки и ноги… Не каждый волхв может до того источника добраться, а к ней мертвая вода сама пришла.
Данемил в это время обернулся и взглянул на нее. Она попыталась улыбнуться, и он сделал шаг, будто хотел подойти. Но тут какие-то молодые мужики налетели на него, стали обнимать за плечи и тянуть на площадку, где народ уже плясал с топотом и присвистом.
– Пойдем, а то все веселье пропустим! – Приободрившийся Годоня натянул наконец рубаху, опоясался, накинул на плечи свиту и повлек Младину из обчины на воздух.
– Подожди! – Она уперлась ногами в землю и сама вцепилась в брата. – Ты ведь знаешь, отчего те двое погибли?
– Какие двое? – нахмурился Годоня.
– Ну, которые из леса не воротились. Один Леденичей, второй Руденичей.
– А… Знаю. А тебе чего? – ревниво осведомился Годоня, привыкший оберегать тайны лесного братства от посторонних, тем более женщин.
– А вы… вы уверены… что им… особенно Зимнику… ну, никто умереть не помог? – решилась Младина, знавшая, что парню не понравится поклеп на его братьев- волков.
Прежде чем ответить, Годоня воровато оглянулся, проверяя не слышит ли кто.
– Да мы сами уж пытались сыскать, нет ли на ком вины. Данята сам уж из тех четверых, кто с Зимником на медведя в тот раз ходил, чуть все кости не вытряс, да ничего не нашел.
– А кто это были? – тоже оглянувшись украдкой, шепнула Младина. – Эти четверо?
– Воронец из Бебряков, Осока да Новиша из Домобожичей да Вьялко.
Значит, Травеня там и близко не было…
– А как ваши ту делянку нашли, из-за которой свара вышла? – снова спросила она.
– Да мы и нашли! Мы с парнями! Еще осенью, когда ходили берлоги смотреть, чтобы зимой, значит, взять «соседушку». А кто-то из парней и говорит: вот, дескать место хорошее под пал.
– А кто это сказал?
– Не помню.
– Не… Травень?
– Может, и он. – Годоня задумался. – Вроде он ходил с нами в тот раз… а может, в другой. Не помню я, давно же было…
Младина вздохнула. Так не разберешь, хоть в воду гляди! Уметь бы еще…
– А ты почему про Травеня спрашивала? – Годоня пытливо взглянул на нее. – У вас, девок, одна дурь на уме!
– Нипоче… – начала Младина, но сообразила, что глупо скрывать такие важные вещи от старшего брата. – Сам посуди: кому больше всех надо, чтобы Веснавке жениха не хватило? Или не примечал, что он возле нее так и вьется?
– Нос у него не дорос! – грубо и зло выразился Годоня. – Много парней у Леденичей, всех только Мара изведет, чтобы ему до Веснавки добраться! Но я и сам уже на него думал, собаку рыжую! Вот я на Ярилиных днях погляжу за ним – увижу рядом с ней, руки-ноги повыдергаю! Ну, пойдем!
И он потянул ее к шумной толпе. Младина пошла за ним, но люди вдруг снова показались ей серыми тенями, сквозь которые она может пройти, как сквозь дым…
Однажды, вернувшись домой с льнища последней, Младина застала сестер в большом возбуждении.
– Угляна приходила! – Ей навстречу выскочила Капелица. – Сказала, что ты завтра пойдешь! Одна! А мы после тебя, все сразу!
– Угляна приходила? – повторила Младина. – Что я пойду… одна? Куда пойду?
– В лес, куда! – подтвердила и Домашка. – Что ты одна, первой, а все прочие после тебя на другой день!
– Но почему я одна?
– У Угляны и спросишь! – с некоторой язвительностью отозвалась Домашка, слегка обиженная тем, что младшую сестру так выделили из всех.
– Ой, страшно небось, да? – Не такая вредная Капелица схватила Младину за руку. – И с сестрами-то страшно, а одной… я бы умерла!
Не далее как в ближайшие сутки Младине предстояло одно из важнейших событий в жизни девушки перед замужеством – «поход в лес», то есть посвящение в невесты. На Сеже оно проходило в неделю Вешних Дедов, чтобы на следующих за этим Ярилиных праздниках посвященная вошла в круг девушек, которые еще до зимы обретут свою судьбу: одни на Купалу, другие осенью. Родов много, а волхвита единственная, поэтому повзрослевшие дочери каждого рода приходили к ней всем скопом.
И если Младине велено прийти одной, не значит ли это, что ее ждет особая участь? Не та, что остальных?
– Но почему я должна идти одна? – Младина подошла к матери. – Угляна тебе не говорила?
– Не говорила. – Соловушка покачала головой, но тут же отвела глаза.
Но Младина видела: мать все же знает ответ. И взгляд, которым они обменялись с Муравицей, это подтверждал.
Они знают. Но не хотят сказать.
– Умна ты и ловка, не в пример сестрам! – Муравица улыбнулась и потрепала ее по плечу. – Одна справишься, вот она и решила. Не бойся. Никому там ничего худого не
