– Вых, что там?
– Да кто его знает… Сюда едут.
– Да кто?
– Не разобрал толком, только навряд ли с факелами по темени будут добрые люди шляться.
– Может, по делу?
– По делу бы сразу к нам поднялись. А то попервой всю деревню переполошили. Смекаешь? Может, и порешили там всех…
Леветина горестно всплеснула руками и сдавленно всхлипнула.
Пацаны испуганно моргали. Старший тер кулаком глаз.
– Чё случилось-то?
– Чё-чё… ничё… – Отец и мать в четыре руки обували маленькие, теплые со сна ножки в лапоточки. – Сейчас в лесок сгоняем быстренько, и все…
– И мамку возьмем, что ли? – удивился маленький, самый похожий на Выха, а потому, наверное, и самый любимый им.
– А чё нам мамку и не взять? Возьмем… – Вых подхватил его на руки, увлекая и всех остальных за собой к двери.
– Так раньше не брали же? – не отставал сынок. – Она в деревню спускалась.
– То раньше, а то сейчас. Сейчас другое дело.
– А почему другое?
У дверей Леветина тихонько завыла:
– Вых!
К добротным воротам частокола подкатился дробным перестуком шум копыт. Отблески света факелов. Многоголосная быстрая речь.
– Не успели, – свистящим шепотом выдохнула Леветина.
Муж и жена замерли, глядя друг на друга. Оба в длинных домотканых рубахах. Всклоченные. К крутым бедрам Левитины прижимались фигурки закутанных наспех близнецов. Старший сын, долгожданный первенец, стоит чуть поодаль. Смотрит исподлобья. Он дорос Выху уже до плеча. Он не напуган, как остальные. Скорее зол. Подняли посреди ночи, опять куда-то бежать…
Вывести детей из дому они так и не успели. В проем закрываемой двери Вых успел заметить, как распахивались, жалобно всхлипнув, под чьим-то натиском створы ворот.
Вых сунул младшего Леветине в руки:
– В подпол! Быстро! В подпол! Ховай их!
По двору рассыпалась дробь перестука копыт.
– Открывай!
Вых отпрыгнул от двери:
– Да что ж вы копаетесь-то!
– Я больше ни в одну лазейку без тебя не полезу, – мрачно и безапелляционно заявил старший сын. – Я выходы из них плохо чую.
– Открывай! – Дверь содрогнулась от ударов. Стучали громко и, вероятно, ногой.
Вых прикрыл глаза. Петли долго не продержатся…
Леветина отвесила старшему подзатыльник.
– Еще как полезешь! Поспорь еще! Ишь ты! – Леветина знала об используемых мужем лазейках только то, что они существуют. Однако это было намного больше, чем знали все остальные.
– Да тесная та лазейка! И выходит не пойми где! – Старший сжал от обиды кулачки и зло блеснул глазами, полными слез, на мать. – Не знаешь ты, вот и не говори!
– Вот и ладно. Не пойми где – это подальше отсюда, что и хорошо! – Леветина с невероятной быстротой навертела на его шею и голову кушак и подтолкнула в нужном направлении. – Лезь, я тебе сказала!
– Не полезу, – уперся ребенок. Он поднял взгляд. – Тесная она, говорю. Вы там с папкой точно не пройдете. Я еле пролезаю, в прошлый раз все колени ободрал.
Леветина крепко взяла его за плечи и встряхнула.
– А маленьких кто выведет? – Она кивнула в сторону крышки открытого погреба. Оттуда доносилось отчетливое сопение нескольких маленьких носов. Кто-то изо всех сил старался не заплакать. – Лезь, говорю!
Почти столкнув сына в подпол, она опустила крышку.
– Мам, мы не хотим без тебя уходить! – Маленькие ручки затарабанили по ней с внутренней стороны.
– Цыц! Цыц, я сказала! – Леветина шлепнула ладонью по доскам и зашипела в пол: – Сейчас спущусь, уши всем поотрываю! В лазейку – и быстро-быстро уходите!
Леветина чуть посидела, прислушиваясь к шороху под полом, потом поднялась с колен и схватилась за стоявший у стены сундук.
– Ну что ты стоишь-то как каменный? Помоги сдвинуть!
От тщедушного Выха было мало пользы. Вдобавок у него тряслись руки. Но кое-как они дотолкали неподъемный сундук до двери и подперли ее. Леветина села на сундук сверху и, раскачиваясь, затянула вполголоса, перемежая причитаниями, то ли песню, то ли молитву.
