Игорь перевел, немец кивнул.
– Я уполномочен комендантом города оберстом Шварцем вести переговоры.
– Переговоры будут только о сдаче в плен! – заявил Сарычев. – О полной и безоговорочной! В противном случае все военнослужащие будут уничтожены. Город в окружении, попытки вырваться приведут к новым жертвам.
Лицо офицера оставалось невозмутимым, чувствовалась военная выучка.
– Я передам господину коменданту ваши слова, господин обер-лейтенант.
– Мое командование дало час на раздумье, потом начнется штурм. Можете объявить жителям – пусть выходят, их не тронут.
– Обязательно передам господину коменданту.
Офицер снова козырнул и ушел. Твердым, почти парадным шагом. А ведь наверняка хотелось побежать.
– Разведка, ты где так лихо научился шпрехать по-ихнему? – спросил старлей.
– Учителя были хорошие.
Старлей стянул с головы танковый шлем, потер ладонью мокрую от пота голову.
– Пойду своему начальству докладывать. Рация плохо работает, помех полно.
Разведчики встретили Игоря вопросами.
– О чем говорили?
– О сдаче через час.
Видимо, старлею удалось связаться по рации с командованием. От танков прибежал молоденький танкист.
– Велено передать, чтобы мирным жителям преград не чинить, выпускать.
– Поняли, исполним.
К исходу часа из города потянулись жители. Сначала старик со старухой, толкавшие перед собой коляску с нехитрыми пожитками. Следом женщина с младенцем на руках. Из переулка выглядывали другие. Опасались русских, смотрели, как пройдут первые. А кто будет стрелять по старикам и женщине с ребенком? Так и прошли, оглядываясь, – не выстрелят ли в спину? За ними потянулись другие, уже посмелее.
– Так, парни. Становимся по обе стороны дороги. Стариков, женщин, детей – пропускать. А мужчин задерживать, будем досматривать.
– Можно вопрос? Зачем?
– Могут выходить переодетые солдаты, особенно СС. Они-то знают наше к ним отношение.
Сначала из города тоненький людской ручеек тянулся, потом он увеличился. Игорь сам на обочине дороги стоял, в проходящих жителей вглядывался. Увидел молодого, лет тридцати, немца с ребенком на руках.
– Ты! – ткнул пальцем. – Стоять! Твой ребенок?
Мужчина остановился, рядом с ним женщина застыла.
– Это мой ребенок, господин офицер. Он сам попросился помочь!
Игорь не офицер, перевести на немецкие чины, так фельдфебель.
– Заберите ребенка и следуйте дальше. А ты выйди.
У немца глаза не столько испуганные, сколько злые.
– Пиджак сними, подними рубашку.
Разведчики поближе к Игорю подошли. Немец нехотя пиджак стянул. Проходящие жители смотрели с испугом. Немец за пуговицы рубашки взялся, начал расстегивать. Потом руку в брючный карман резко опустил. Стоявший рядом ефрейтор Харитонов вскинул «ППШ».
– Только дернись, сука немецкая! – выругался он.
Угроза и без перевода понятна. Немец руки поднял. Игорь обыскал, из брючного кармана «вальтер» достал. У рядовых солдат таких пистолетов не было. Те, кому пистолеты из рядового состава положены – артиллерийская прислуга, водители, связисты, имели «парабеллумы». Игорь рубашку на немце рванул. Так вот оно что! Под левой подмышкой татуировка – группа крови и резус. Такие наколки делали у всех эсэсовцев, чтобы при ранении не тратить время на определение.
– Иди впереди. Харитонов, конвоируй.
Пленного отвели к командиру танковой группы.
– Товарищ старший лейтенант! – доложил Игорь. – Эсэсмана в толпе беженцев выявили.
– Он тебе что, документы показывал? – удивился танкист.
– Документов при нем никаких нет.
– Тогда объяснись.
– Так татуировка у него под левой подмышкой.
Для убедительности Игорь немцу приказал:
– Хенде хох!
